спал, не мог заснуть. В общем расскажу, как она пришла.
В 7: 30 утра, за окном ещё было темно, зима, раздался дверной звонок. Я был в полудреме, быстро вскочил с кресла и открыл дверь. Она стояла, привалившись одной рукой к стене. Мне пришлось приглядеться в подъездном сумраке, чтобы понять, что это существо чем то похоже на мою мать. Она вяло ввалилась в квартиру. Я закрыл дверь и отошёл от неё на пару шагов. Запах перегара пробивал ноздри. Глаза пытаются сфокусироваться на мне, безуспешно. Волосы растрепаны как попало, как будто её током шандарахнуло. Тушь размазана под глазами и помада на правой щеке, и, если я не ошибаюсь, белые засохшие разводы на некоторых частях лица, следы мужского семени. Ну просто ужас и это ещё цветочки. Уходила она в туфлях, пришла в одном, который держала в руке. Чулки... как ни странно остались на ней, ну почти. Разодранные, порванные, пожеванные я бы сказал, как будто на неё пес дворовой напал. Огромные дыры и полосы рассекали черные, когда то красивые и элегантные, чулки. Но платье было в порядке, лишь помятое и задранное до самого верха чулков.
Это существо начинает идти на меня, поправляя волосы.
— Милый, я плохо выгляжу? — нечленораздельно пробубнила она.
— Идем, сама посмотришь.
Я подтащил её к зеркалу.
— Боже... — она сразу же отвернулась и пошатываясь пошла к себе в спальню.
В спальне она сразу свалилась на кровать, ударившись об угол.
— Вставай, надо раздеться!
Я схватил её за руки и посадил. С трудом мне удалось стянуть платье через голову. Как только я это сделал, мать опять упала на спину. Трусов на ней не оказалось, но тут нечему удивляться. Ужасало другое. Когда она уходила, у неё был легкий пушок на лобке, сейчас же осталось лишь часть волос. Половина была буквально вырвана с корнем, а на пустом месте кожа была красная в точечку. Боже, наверно это больно. Я слегка прикоснулся к этому месту, мать дернулась и простонала. Вот суки! Злость, как током, пробрала меня от кончиков пальцев до кончиков волос. Тут я вспомнил ту ночь в деревне. Цыган и цыганок, всех тех мужчин, которые измывались над павшей женщиной. Почему я тогда не испытывал такой злобы? Что со мной сейчас? Неужто человеком стал? Переживаю? Да брось! Она сама на это идёт, ты же не однократно видел, как она стонет на члене. Твоя мать — шлюха и получает от грубого секса неописуемое удовольствие. Чего ты её жалеешь?
Я стянул порванные чулки, на которых явно выделялись следы спермы, белыми разводами. Отбросил в сторону, поморщившись. Передо мной лежало измученное обнаженное, но всё ещё прекрасное, тело женщины. Её ляжки были все красные, с пятнами, которым вскоре суждено было стать большими синяками. На внутренней стороне бёдер, под вагиной красовались засыхающие следы спермы или её выделений, или того и другого. В общем какая то размазанная субстанция. Сама пизда, не могу сейчас назвать её иначе, была вся красная, липкая, половые губы набухли и торчат в разные стороны. Чулками я обтёр её ляжки и щелку, для этого мне пришлось чуть шире раздвинуть её ноги. Когда я это делал, мать инстинктивно дернулась, отталкивая меня рукой и сжимая ноги.
— Спокойно, это я.
Я обхватил руками её лицо.
— Посмотри на меня.
Её глаза сфокусировалась на мне.
— Ммииилый, — пьяно пробубнила она.
— Я тебя раздену и положу спать.
Она качнула головой. Я снова раздвинул её ноги по шире и вдруг бац! Из её половой щели слгека выглянул кружевной кусочек ткани. Я взялся за него и медленно вытащил мамины трусики из её же щелки.
— Хах, — я усмехнулся, побрасывая мокрые трусы на ладони.
— Наверно вам было весело.
Чтобы убедиться, что в её дырке ничего больше нет, я слегка приоткрыл её. Особо растягивать не пришлось, её пизда была на распашку и слегка подванивала кислым запахом. Я просунул пару пальцев в мокрую дырку. Мать снова дернулась и её рука легла на свой живот. Внутри больше ничего не было.
