Я открыл глаза и уже по привычке посмотрел в окно. Единственное, что мне было видно, это небольшой кусочек неба — темно-синего, усеянного мерцающими звездами, похожими на глаза каких-то чудовищ. Значит, еще ночь. Я снова закрыл глаза и опустил голову.
В моем нынешнем положении особо не поспишь. Ноги разведены на ширину плеч, и я никак не могу их сомкнуть из-за металлической трубы, которой соединены между собой стальные браслеты на лодыжках. Такая же труба соединяет браслеты на моих запястьях. Кроме того, ноги прикованы прочными цепями к кольцам, закрепленным в полу, а к рукам тянется еще одна цепь, пропущенная через кольцо, ввинченное в стену за моей спиной. Эта цепь настолько короткая, что если я попытаюсь сесть, то неизбежно вывихну себе плечи.
Но не все так печально. Мне приходится стоять не на голом камне, а на мягком пушистом ковре. Для моих физиологических потребностей у меня есть ведро, которое дважды в день выносят очень миленькие полуодетые служанки. Они так забавно смущаются, когда входят в комнату, и так смешно прячут глаза при виде моего обнаженного тела, что я даже забываю о своих цепях и кандалах.
Жаль, ночью ко мне никто не приходит.
Я снова открыл глаза и поежился. Несмотря на потрескивающий огонь в камине в дальнем углу комнаты, несмотря на теплый ковер под ногами, здесь по ночам довольно прохладно. И все из-за окна — оно слишком большое, как для темницы, и в нем нет стекол или хотя бы ставней. Судя по всему, меня держат не в подвале, а в башне, и, видимо, это окно выходит на какую-то воду — реку, море или болото — иначе здесь было бы не так сыро. На болото не похоже, потому что нет комаров — эти мелкие кровососы мне бы покоя не давали. И вряд ли это море — я не слышу обычных запахов соли и йода. Остается река, но уж больно она тихая. Есть, конечно, вариант, что моя башня находится настолько высоко, что комары и запахи просто не долетают, но в это верится с трудом. Ладно, мне не хочется в это верить. Ведь если я нахожусь так далеко от земли, побег через окно, о котором я размышлял уже некоторое время, становится и вовсе невозможным.
Я вздохнул и снова попытался воззвать к стихиям. Ответа не последовало. И вот это удручало меня куда больше, чем не самое удобное положение и нагота. Меня и раньше запирали, связывали, сковывали, лишали одежды, возможности двигаться и говорить, но я всегда мог использовать свои способности и уйти. А сейчас я даже какую-нибудь служанку не могу охмурить, чтобы она меня выпустила.
Очевидно, магии меня не лишали, потому что в таком случае я бы тотчас принял свою истинную форму, а я по-прежнему похож на человека. Но я не могу воспользоваться своими классовыми способностями и не могу связаться с отцом или братьями. Магия есть, но она недоступна. Почему?
Я помню, как вышел из трактира. Небо было чуть светлее, чем сейчас, но в нем так же весело мигали звезды. В кустарнике по другую сторону дороги заливисто щебетал соловей. Я остановился, чтобы послушать его пение... а затем очнулся здесь. Видимо, меня ударили по голове, потому что в течение нескольких часов после пробуждения у меня сильно болел затылок.
Я припомнил, что повреждение шейных позвонков может привести к закупорке энергетического канала, который идет от головного мозга вдоль позвоночника и распределяет энергию по меньшим каналам по всему телу. Видимо, в моем случае произошло именно это. То, что не требует обращения к этому каналу — то есть поддержание формы — осталось, зато все остальное не работает. А это значит, что самостоятельно мне отсюда не выбраться.
Я вздохнул. С этим разобрались. Осталось выяснить, кто меня сюда посадил, почему меня раздели и приковали в таком неловком положении и что со мной собираются делать дальше.
Вдруг тяжелая кованая люстра над моей головой вспыхнула, огонь в камине запылал еще ярче, чем раньше, и дверь, находившаяся в стене напротив окна, широко
