для сушки! А еще какая-то сука сперла весь мой вольфрам. Вот и как мне варить теперь? Чернягу, так и быть, можно на это говно посадить, а нержу? Увольняться надо к едрене фене...
Пошел к своему шву, корень которого я проварил вчера, а там уже торчит новенький — этот, как его? Серега, кажется. Сидит и наваливает второй валик.
Я сплюнул себе под ноги и направился к старшому. Сегодня он распределил меня под потолок. Блин. Терпеть не могу такие швы. Мало того, что неудобно, шея и руки затекают враз, так еще и варить приходится снаружи на высоте около пятнадцати метров со сбруей и всеми делами. И ветер, зараза, дугу сдувает.
Но я не жалуюсь, как некоторые. Молча натянул щиток. Перед глазами вспыхнул синий огонек, вокруг него расползлось красное пятно ванны, и мои мысли унеслись прочь.
Прочь от грязи, холода, усталости и злости. К ней, к кудрявой толстушке. Как бы мне хотелось прижать ее рыхлое, но такое аппетитное тело к себе, провести рукой по ее упругим чуть влажным после душа волосам, крепко сжать нежные груди, вырвать из ее горла не веселый смех, а грудной стон. Чтобы ее алые губки ласково, но энергично обсасывали мой член. Чтобы ее курносый носик упирался мне в пах, а мягкие ладошки тем временем поглаживали яички...
Выбросил огарок электрода, поставил новый, сбил шлак, пока не остыл, и продолжил варить-мечтать...
Теперь она полностью обнаженная лежит на большой кровати. Вокруг расставлены горящие свечи, ее глаза прикрыты, а я с упоением вылизываю ее половые губы. Чуть посасываю клитор, одновременно глажу ее бедра. Она выгибается и стонет. Ее мягкая нежная кожа, ее одуряющий аромат, ее теплые ладошки, которые лежат на моем затылке...
Нужно остановиться и передохнуть. Если я продолжу в том же духе, у меня сил на вечер не останется.
Я снял маску и вытер пот со лба. Рядом никого нет, значит, можно подняться на ноги и развернуться лицом к перилам лесов и немного остыть. Промозглый ветер насквозь продувает мою суконку, полученную отцом на заводе и так и оставшуюся в нашей семье потомственных работяг. Брюки на мне мои личные. Они мне нравятся по двум причинам. Во-первых, в них удобно, у них плотное плетение и, кажется, какая-то пропитка, поэтому, когда на них попадают искры, мне можно не бояться ожогов. Во-вторых, — и для меня это, пожалуй, самое главное, — они широкие. А это означает, что когда я мечтаю, даже если рядом со мной работают другие сварщики, им не видно, как набухает мое достоинство. Честно говоря, я стараюсь не доводить себя до полного стояка. Поэтому в моих фантазиях обычно присутствуют только предварительные ласки.
Но сегодня, после улыбки моей Кудряшки Сью, член почти не опадает. И это не хорошо, так как мы переодеваемся всей бригадой в одной бытовке. Там, даже отвернуться не получается, не то что уединиться...
В обед выхожу за территорию.
В этот раз нам повезло — наш объект находится позади густой посадки, почти в лесу. На ближайшие пару километров из человеческого жилья только заправка да заброшенный хутор. И железная дорога. Поэтому чужих здесь почти не бывает. Но есть в этом и негативные моменты — условий никаких. На объекте ни душа, ни туалета, ни столовой. Поэтому мужики возят с собой «тормозки». А мне приходится голодать — дома обычно жрать нечего, от бутербродов уже тошнит, а покупать что-то по дороге на автобус лично у меня нет никакого желания. Да и с деньгами напряг. К тому же в нашем районе все магазины открываются не раньше девяти утра.
Я набрал полную грудь воздуха и прикрыл глаза. И почему я не птица или не какой-нибудь дикий зверь? Жил бы себе в лесу и горя не знал. Здесь так хорошо — пахнет хвоей и влажной землей. Никаких тебе проблем — никто не ругается, что мало зарабатываешь, никто не пьет до одури, никто...
Эх — шумно выдохнул и открыл глаза. И моргнул несколько раз. Что за черт? Мне показалось, что между деревьями стоял человек. Протер глаза. Быть не