Свадебное утро началось рано — с торопливой беготни прислуги по коридорам, с запахов яств, разносившихся из огромных замковых кухонь, приглушенного гомона толпы, собирающейся спозаранку, чтобы занять места получше вдоль пути свадебного кортежа. Элеану, находящуюся в подавленном настроении, после вчерашней ночи, эта суета раздражала. Она чувствовала, что ее, словно невиданную птицу, загнали в клетку и, только поманив видом голубого неба, снова заперли на замок. Сердце сжималось от боли при воспоминании о стали в глазах Виксениуса, когда он в ответ на ее признание, лишь закрылся от нее и сухо приказал отправляться обратно в замок. Что было дальше она не помнила — она снова очнулась в своей постели без единого следа того, что произошедшее не было очередной фантазией.
Как бы ей хотелось, чтобы это было так. Как бы ей хотелось сейчас вернуть былое душевное спокойствие, равнодушие ума и чувств. Но это было невозможно. Ее естество переполняли любовь, восхищение, желание... а также горечь и разочарование... Он не любит ее, использует, а она только и может, что подчиняться. Ей хотелось бы сказать, что он заколдовал ее, лишил воли, но правда в том, что она сама отдала ему свое сердце, чтобы он мог растоптать его... Горькие, жгучие слезы, то и дело выступавшие на глазах, снова заструились по щекам, пугая служанок. Если их госпожа так несчастна в день свадьбы, то чего же ожидать им? Изнемогая от боли и страдания, Элеана могла только спрятаться за маской угрюмого безразличия — так легче: ни о чем не думать, притвориться куклой, пусть ее наряжают, готовят — ей все равно. Прекрасное, серебристо-голубое подвенечное платье не радовало ее. Сапфиры, присланные королем, легли тяжелым бременем на ее хрупкие плечи, словно рабский ошейник, запечатывающий ее свободу. Всего через несколько часов она станет женой жестокого, бездушного мужчины, притворяющегося верхом доброты и благородства. А мужчина, которого она любит, жесток не меньше, подкладывая ее под ненавистного врага ради собственных, для нее таких смутных, целей.
Свадебная процессия была роскошна: королевская гвардия в расшитых золотом белоснежных, парадных мундирах, кавалерия на грациозных, чистокровных лошадях, укутанных попонами цветов королевского дома Арундэлла — лазурью и золотом, разряженные придворные, и наконец сама пара монархов — на огромной, украшенной цветами и лентами карете — золотоволосый, обаятельный, обожаемый народом за свой простой нрав, король и его лучезарная, ослепительная своей юной красотой невеста. Толпа ликовала при виде их. Пышность наряда, богатство процессии затмевали отрешенный вид принцессы, и если кто и заметил глубокую тоску и пустоту в ее застывших глазах, то списал это на обычное свадебное волнение. Тем более что король Дориан, держа ее за руку, просто сиял от счастья, рассыпая улыбки своим подданным, гордясь ею и выставляя на показ, словно очередную породистую кобылу.
Элеана с трудом могла сосредоточиться на происходящем, она находилась в спасительном тумане бесчувствия, сквозь который к ней лишь изредка доносились обрывки происходящего вокруг: вот, маленькая крестьянская девочка бросает огромный букет полевых цветов ей под ноги; вот, король подхватывает ее на руки и под одобрительный рев толпы вносит в храм; вот, древний жрец, надевает обручальный браслет на ее тонкое запястье, связанный тонкой золотой цепью с другим браслетом на руке короля; вот, Дориан, серьезно глядя в ее испуганные глаза, опускает тяжелый золотой обруч на ее голову — все, она теперь королева... она теперь его жена...
Обратный путь к замку жених и невеста, по обычаю, совершают верхом. Дориану подводят огромного, черного как смоль жеребца. Он бережно поднимает Элеану в седло и сам легко запрыгивает за ней, крепко прижимая ее бедра к себе. Конь резвым шагом ступает под ними, чувствуется, что он не привык к подобному, ему
