Плотные шторы из тяжелого бархата закрывали окна, не давая холодному электрическому свету ночного города ни малейшего шанса проникнуть в тьму комнаты.
Руки скользили по одежде, руки сплетались с руками, руки крепко вжимали ее в разгоряченное тело. «Да», — довольный шепот приветствовал треск рвущейся ткани, пальцы на нежной коже рождали водоворот желаний и уносили девушку в неведомые земли. «Да», — выдыхали губы, когда его ногти царапали спинку, оставляя горячие следы на покрытой мурашками коже.
Заминка и тихое хихиканье, проклятая рубашка никак не поддается. Взмах руки и дробь упавших пуговиц, шелест ткани и судорожный вздох. Ладони нашли свою цель, обнюхивали ее тело, изучали, невидимые, ласково сжимая полусферы и... проходя мимо! Не останавливаясь! Разочарование.
— Ооо... — протяжный стон, извлеченный теплыми губами. «О да, не останавливайся», — молил он, когда горячий рот сновал по ее бархатной груди. «О боже, что ты делаешь», — вспыхивали мысли радужными бабочками, вспархивающими с налившихся остатками крови сосков.
Ладони шептали ей о любви, обнимая плечи. Они намекали о ласке, проходя по рукам, едва касаясь нежного пушка покровов. Они играли с ней, обволакивая ребра и накрывая животик. Они угрожали, толкая в спину прямо на полыхающие неземной магией поцелуи. Они дерзили, рывком забираясь в штаны и сжимая упругую попку.
Они оставили влажную дорожку на ее животе, эти непредсказуемые жаркие губы, они покрывали его обещаниями поцелуев, мучили ее терпением... Пока опасный десяток клыкастых змеек неторопливо освобождал ее ноги от одежды, горячий язык облизнул ее пупок и по-хозяйски забрался внутрь, обжигая горячей мокрой плотью.
Два тихих прикосновения к полу. Ноги, забранные тонким панцирем леггинсов до середины бедер, не чувствовали холода. Только жар тесно прижатых плеч, только жар языка, пробирающегося по внутренней их части, только пламя его желания. Они дрожали и сгибались в коленях, они раздвигались, отдаваясь на милость победителя...
Беспощадные губы накрыли ее средоточие, пальцы обрели невиданную твердость, впиваясь в полушария ягодиц, не давая жертве вырваться. Протяжные стоны пойманной в ловушку своей страсти перемежались с влажным шелестом плоти о плоть. Ее плечи отодвинулись, пальцы впились в пальцы, девушка пыталась бежать от невыносимых мук — но тщетно. Ноги подвели ее, бесстыдно раскинувшись перед мужчиной, соленые капли на лепестках ее цветка выдавали с головой.
Тьма мерцала и переливалась радужными всполохами перед широко открытыми невидящими глазами. Тьма взрывалась причудливыми узорами, покусывая ее внизу чужими губами. Тьма торжествовала, сплетаясь мутными белесыми клубами из самой себя, вползая в нее чужим языком.
Девушка не выдержала и тихо, стыдливо вскрикнула. Душа в страхе пряталась, обворачивая столб позвоночника холодным пугливым облаком, а тело жаждало большего. Молодое, сильное, крепкое, неистовое, оно поняло, зачем здесь — и ликовало! Содрогания влажной плоти внутри наполняло ее дрожью экстаза, мышцы душили друг друга толстыми канатами, легкие судорожно сжимались, рычанием и хрипами колыхая тугие струи тишины и мрака.
Ласка. Нежность. Страсть. Как они сплелись вместе, эти три смерча, волнами бушуя под бархатной кожей? Снова и снова такие разные, но такие похожие чувства задевали ее душу крыльями, отчего девушка вздрагивала и пропускала вдох. Пульсация проходила по ней, сжимая и разжимая мускулы как перчатку, надетую на умелую руку.
Приподнимаясь на цыпочках, она силилась сбежать от нарастающей кульминации, но та догнала ее, безошибочно ударив в живот, рассыпалась тлеющими углями и искрами, ринула о пол и заставила биться в пароксизме страсти. Ногти врезались в ковер, вырывали из него клочья, а тело жило своей жизнью, извиваясь и хлопая по нему подобно рыбе, небрежно брошенной на песок.
Сильные руки
