миниатюрные. Поднимаясь на эскалаторе, я никогда не оборачивалась. Не хотелось разочаровываться, если, оглянувшись, я бы никого не увидела. Вместо этого я всегда представляла, что там кто-то есть. И этот кто-то видит низ моей голой попки и едва прикрытую полоской ткани щелочку.
Правда, в университете (у меня уже начались занятия), я уже ничего такого себе не позволяла. Одевалась и вела себя скромно. С однокурсниками общалась мало, и заводить парня у меня тоже не было никакого желания, хотя те и проявляли ко мне постоянно знаки внимания.
Осенью, покатушки пришлось прекратить. Стало холодать и, согласитесь, не очень комфортно в такую погоду ходить в коротких юбках с голыми ногами или в тонких колготках. Да и застудиться не хотелось. Но остановиться я уже не могла — мне очень не хватало тех эскалаторных эмоций. Поэтому я придумала новый трюк. Я выбирала отдел одежды, где было побольше народа. Брала на примерку брючки и какую-нибудь кофточку и шла в кабинку. Шторку за собой я намеренно закрывала неплотно, оставляя просвет сантиметров 10—15. Не спеша раздевалась до трусиков, а затем также медленно одевалась, после чего проделывала все это в обратном порядке. Несколько раз меня «спасали» продавщицы, которые подходили к кабинке и взволнованным шепотом говорили через шторку что-то вроде: «Девушка, Вы плохо закрылись!». О, такие моменты я любила до дрожи! Я начинала суетиться и изображать легкую панику, хваталась за край шторки и, якобы от жуткого волнения, дергала его в другую сторону. Если при этом мне удавалось выхватить из толпы покупателей растерянное лицо какого-нибудь парня, обращенное в мою сторону, то вечером, вспоминая пережитое, мне удавалось достичь гораздо более крутого оргазма, чем обычно.
Походы в моллы и хождение по дому в полуголом (или голом) виде были для меня не единственным источником вдохновения. Любовь к собственному телу постепенно переросла в любовь к женскому телу вообще. Я могла часами смотреть в интернете ролики с красивыми девушками. Особенно, где они мастурбировали. Я всматривалась в их искаженные сладкими муками сладострастия лица, и все время пыталась понять: играют они, или их эмоции настоящие. Чуть позже круг моих интересов еще расширился. Меня увлекли сюжеты с участием не одной, а двух или трех девушек. Больше всего мне нравились постановочные сцены, где две подруги в уютной домашней обстановке сначала долго беседуют, иногда слегка касаясь друг друга в разговоре. Прикосновения становятся все смелее. Затем первый робкий поцелуй, интимные объятия, легкие ласки, плавно переходящие в чувственный секс между двумя женщинами. Правда, я редко досматривала до финала истории, кончая обычно, когда актрисы еще даже не успевали полностью обнажиться. Появились у меня и особые предпочтения. Сюжеты, где одна актриса изображала мать, а другая — ее дочь. Обычно с приставкой «step», но для меня это было неважно, так как на их месте я все чаще начала представлять себя и мою маму. Я понимала, что не должна об этом думать, но что я могла поделать, если эти фантазии будоражили меня все сильнее?! Я неоднократно видела маму голой во время наших летних походов по бутикам нижнего белья. Но тогда я еще не испытывала к ней того интереса, как сейчас. Ее нагота была какой-то обыденной что ли, и не несла никакой сексуальности. Как бы вам объяснить? Много позже мне довелось пару раз побывать в общественной бане. За границей. Так вот там, куда ни кинь свой взгляд, кругом были груди, ноги, задницы, вагины. Разные, конечно, но в том числе и очень красивые. И сексуальности в этом не было вообще никакой! Понимаете? Но сейчас, когда я стала проявлять к маме свой интерес, как назло, мне никак не удавалось увидеть ее без одежды. Переодевалась после работы она у себя, а по дому ходила или в длинных шелковых халатах, или одевалась в свободном спортивном стиле. Я же дефилировала перед ней в полуголом