картину, когда мужчина в парадном мундире, застёгнутом на все пуговицы, находится наедине с очаровательной дамой. А дама абсолютно голая. При этом не только не смущается, а просто не замечает этого.
Тамара Альбертовна оказалась очень образованным и умным человеком, а собеседницей совершенно изумительной. Мы пили вино, шутили, болтали обо всём на свете.
У меня холодело всё внутри, когда она доставала что-нибудь, и над столом повисали, раскачиваясь, её тяжёлые груди. Или когда приподнималась, и передо мной играл её обворожительный, заросший чёрными волосиками, лобок. А когда она прохаживалась по каюте, я просто изнемогал, глядя, как двигаются её широкие бёдра. Если она смеялась, то её соски задорно прыгали вверх вниз, и от них уже невозможно было отвести глаз. По-видимому, она чувствовала, что со мной творится и изощрялась ещё больше, соблазнительно кокетничая.
Я испугался, что от перевозбуждения кончу прямо так, сидя в кресле. Надо было что-то делать. Я поднялся и включил магнитофон. Каюта наполнилась тихой музыкой. Я подошёл к ней, поправил галстук и склонил голову, приглашая на танец. Она томно улыбнулась, поднялась с кресла и, разведя руки широко в стороны, низко присела в реверансе. При этом её тяжёлые груди так весомо качнулись, что у меня застучало в висках.
Танцевали мы недолго. Да и как долго можно было выдерживать такую сладостную муку, когда она, прижимаясь к моей груди голыми сосками, обнимала меня, теребя пальцами волосы на затылке. Целовала в ухо, обдавая жарким дыханием.
Танцуя, я начал подталкивать её к кровати, пока она не оказалась к ней спиной. С такой женщиной невозможно было быть грубым. Я заботливо посадил её на кровать. А потом нежно, тихонечко надавливая на плечи, заставил лечь. Резко выпрямившись, я нервно стал срывать с себя одежду. А она, лёжа на спине, зашевелилась, задвигалась, устраиваясь поудобнее.
Сбросив одежду, я упал перед ней на колени. Едва касаясь внутренней стороны её бёдер, заскользил ладонями вверх по её ножкам, раздвигая их. Она лежала предо мною вся раскрытая и доступная. Я гладил её живот, бёдра, одновременно подбираясь к самому заветному. И вот я коснулся языком её половых губок. Она уже истекала влагой. Я исследовал внешние губки языком, потом добрался до внутренних. Мой язык очень долго измерял её внутреннюю глубину. Очень долго, пока я жадно не впился в её клитор губами. Я даже не ласкал его. Я просто жадно сосал. Всё. Ждать больше было невыносимо. Я оторвался от неё и приподнялся. Она лежала, широко разбросав руки, с полуприкрытыми глазами и прерывисто дышала. Её щёки пылали. Я рукой направил член и медленно стал входить в неё. Она вся подобралась. Даже тише стала дышать. Но в какой-то момент сорвалась и вздрогнула мне навстречу. Я со всей силы прижался животом к её упругому животу. Она утробно вскрикнула и задвигала бёдрами. Я подхватил её ноги и положил себе на плечи, продолжая усиливать толчки. Она замотала головой из стороны в сторону, разбрасывая волосы.
Я просто утопал в ней. Она чутко отзывалась на каждое моё движение. Я нежно гладил, прижимая к себе, лежащие у меня на плечах стройные, немножко полноватые ножки, Красные туфли прыгали вверх вниз, задевая мочки моих ушей. Она вскрикивала, рвалась, задыхалась. Я уже близок был к оргазму, когда всё-таки нашёл в себе силы остановиться.
Рывком выйдя из неё, я перевернул её на живот, взял руками за ноги и дёрнул на себя. Её ноги упали с кровати.
Она стояла раком, лёжа животом на кровати и стоя на коленях на ковре. Одним движением я резко раздвинул ей ноги пошире и опять вошёл в неё. Сильно вошёл, обеими ладонями надавив ей на спину.
Как это не странно в такой момент повествования, здесь опять необходимо сделать некоторое отступление. Много лет назад, когда ходил я по морям ещё штурманёнком, наш пароход завис в Бомбее. Простояли больше месяца. И встретил я там своего однокашника.