Окунув свои копыта в прохладу озерной воды, Василис, лениво прислонившись к прибрежному валуну, достал заплечный мех, и, стал неспешно испивать из него беотийского вина.
«Ух, восхитительное! — поразился он, сразу ощутив то, как оно приятно окатило его нутро теплотой. — Не зря говорят, напиток богов!»
Он улыбнулся себе и, откинувшись на валуне, предался блаженному расслаблению — отдыху, коему, он всегда любил наслаждаться в полном уединении, скрывшись за густыми зарослями лесов.
Сам лес же, словно поддерживая его желание, будто погрузился в штиль тишины — лишь пение некоторых птиц, да стрекот насекомых медленно просачивались в воздух невесомой летней симфонией. Озеро, что было красиво обрамлено им, тоже не издавало ни звука — красиво отражая его высокие деревья, да купол неба, оно казалось круглым зеркалом, небрежно утерянным одной из прелестных богинь красоты.
— Как хорошо... — поддавшись сим чарам природы, прошептал подвыпивший Василис. — Как же природа прекрасна...
Так и лежа на валуне, он — одновременно ощущая хмельное тепло в груди, а копытами прохладу воды — вскоре, задремал сладкой дремой. Задремал, убаюкиваемый самим лесом.
Являясь типичным сатиром 29 лет (с загнутыми бараньими рогами, конским хвостом, да звериными ногами с копытами) он, все-же, отличался от них, как сей любовью к одиночеству, так и... довольно прекрасными чертами лица. Лица, сравнимого с ликом великого Аполлона — с большими карими глазами, выдающимся ровным носом и пухлыми бледно-алыми губами. Даже будучи обрамленным русыми усами и бородкой, оно обладало чертовски притягательной мужественностью — того, что обычно отсутствовало у иных вульгарных сатиров.
Однако, не смотря на такую внешность, сила любви к лени, вину и ветреным нимфам, у него была такой же, как и у остальных парнокопытных сородичей.
Так и сейчас, развалившись на камне, он сполна предавался двум из них. Предавался, уходя в сладость окутывающей дремы...
Спустя пару часов...
— Инна, смотри, хи-хи, это сатир! — откуда-то, словно дальним эхом, зазвенел в его голове девичий голосок, разбавленный тонким хихиканьем.
— Точно, Юлия, сатир, хи-хи! — тут же прозвенел ему аналогичный.
— И, он, хи-хи, похоже, спит!
— Сестренка, ты только взгляни какой у него... хи-хи-хи!
— Хи-хи-хи!
Оглушенный взаимным девичьим смехом, Василис, вмиг осознав, что незнакомки разглядывают его гениталии, тут же пробудился ото сна и... увидел перед собою двух молоденьких русалок!
Красиво мерцая серебристой чешуей своих рыбьих хвостов, они, стоя по пояс в воде, беззастенчиво смеялись над ним! Смеялись аналогичными улыбками на... аналогичных лицах! Ибо, будучи 18-летними сестрами-близняшками, они имели одинаковые волны длинных русых волос, большие мутно-голубые озера глаз, выдающиеся острые носы, да пухлые алые губки!
— Кто вы такие?! — только и воскликнул Василис, стыдливо смыкая волосатые бедра.
— Мы русалки этого озера! — певучим голоском проговорила одна из них, с нисходящей улыбкой, подплывая поближе. — Меня зовут Юлия, а её Инна — мы сестренки-близняшки!
— Русалки... — промолвил он, пораженно смотря то на одну, то, на иную. — Да ещё близняшки...
— А тебя как зовут? — спросила Юлия, тут же «стрельнув» пышно-ресничными глазками.
— Меня?... Василис...
Услышав имя, водные девы переглянулись и... прыснули новым звоном хихиканья!
— Смешное имя... — сквозь смех, проговорила Юлия, лыбясь белоснежными острыми зубками. — Васи-лис, хи-хи...
— Какое уж есть... — смущенно пробурчал он, невольно пытаясь разглядеть их девичьи груди, скрытые за мокрыми паутинами ниспадающих волос.
— А что ты делал в нашем лесу? — подала голосок и иная русалка, как и сестренка, лукаво глядя на него.
— Я?! — встрепенулся Василис. — Я, просто решил немного отдохнуть, и, видимо заснул...
Русалки вновь окатили лес веселым смехом, и, совсем уж подплыли к