Пленниц заковывали в кандалы и надевали на их исхудавшие от мучительного перехода шеи тяжелые железные обручи. Молот стучал по наковальне, и каждый его удар отзывался дрожью во всех членах. Бледные больше от страха, чем от усталости невольницы стояли на коленях на широкой площадке, безропотно ожидая своей очереди.
Тех же, на кого уже надели цепи, стражники отводили в сторону и укладывали поперек толстого бревна, крепко привязывали широкими сыромятными ремнями и затыкали рты кожаными шаровидными кляпами. Потом к каждой из них подходил здоровенный детина, держа в руках банку с красной краской и маленькой кисточкой, и ставил на левой груди значок. В соответствии с этим знаком рабыню должны были заклеймить.
Ильма стояла с самого края и наблюдала за происходящим отрешенным взглядом. Тяжелая дорога, нестерпимая духота и голод сделали своё черное дело: измотали некогда прекрасное гибкое тело девушки, потушили всегда живой веселый взор. А бичи надсмотрщиков исполосовали спину, и теперь она горела, как после ожогов.
— Следующую тащите! — крикнул кузнец, вытирая мокрый от пота лоб.
Стражники схватили маленькую худую блондинку с огромными голубыми, как небо, глазами, и поволокли к наковальне. Бедная невольница была настолько обессилена, что не могла даже самостоятельно переставлять ноги. Один из охранников протянул её хлыстом по спине, но девушка только хрипло вскрикнула и уронила головку на грудь.
— Чего возитесь? — крикнул кузнец, — Я до ночи, что ли, здесь торчать буду?
Тащивший её охранник, подхватил рабыню под руки и с силой швырнул к ногам кузнеца.
— Сам её устанавливай! — буркнул он.
— Чего устанавливать? — недовольно пробурчал кузнец, — Сдохнет к утру! Убирай её отсюда и тащи следующую.
Стражник схватил неподвижно лежавшую блондинку за волосы и оттащил в сторону. Пнув её ногой, он усмехнулся и направился за очередной несчастной.
— Тебя тоже хлыстом приласкать? — он ткнул рукоятью в бок высокую девушку с коротко остриженными волосами.
Рабыня встала с колен и покорно пошла за охранником, опустив голову вниз. Кузнец уложил её в станок, зажав обручами ноги и руки, и начал методично прилаживать браслеты, посмеиваясь и причмокивая языком, поглядывая на прекрасное девичье тело.
Ильма тяжело вздохнула и закрыла глаза. Слезы душили её, но девушке не хотелось, чтобы кто-то увидел, как она плачет. Она не проронит ни звука, когда на неё станут надевать оковы. Она не будет стонать и кричать, когда раскаленное железо будет выжигать клеймо. Она...
— Эй, ты! — раздался громкий крик над ухом, — Долго еще будешь мечтать?
Здоровенный охранник, размахивая хлыстом, стоял перед девушкой, широко расставив ноги. Ильма медленно поднялась и пошла к наковальне. Стражник, бурча что-то себе под нос, ковылял сзади.
— Какая красотка! — воскликнул кузнец.
— Этой девке нужны особые кандалы, — напомнил старший охранник, — И еще Милард приказал вдеть кольца в сиськи и туда, вниз.
— Понятно, — недовольно проворчал кузнец, стягивая тело девушки металлическим обручем.
— Может, ей сразу пасть заткнуть? — спросил верзила.
— Пусть поорет, — отмахнулся старший.
Кузнец накинул на шею толстую полоску металла и сомкнул её, вставив в проушины раскаленную заклепку. Молот с грохотом расплющил красный стерженек. Ошейник плотно охватил горло рабыни.
— Терпеливая, — осклабился стражник, — Вон как глазищами сверкает!
— Оставь её в покое, — кузнец оттолкнул его в сторону.
Порывшись в ящике, он достал оттуда два браслета, соединенных толстой цепью и стал прилаживать их на лодыжки. Ильма скосила глаза на свои ноги и с удивлением обнаружила, что в проушины вставлены не заклепки, а болты, и кузнец, вооружившись пассатижами, затягивает на них массивные гайки. Точно так же он сковал девушке и руки.
Вставив между ног распорку, кузнец искоса посмотрел на невольницу
