неделю, месяц? Что они будут со мной делать? Могут сделать из меня проститутку, сдавать в аренду в общагу или местным профессорам, а то и целым учебным группам? Могут своими экспериментами полностью перенастроить мне мозги, что я психологически стану стопроцентной шлюхой, потаскухой и давалкой? Могут, наконец, ампутировать мне руки и ноги и оставить меня в своей лаборатории ... в качестве экспоната, секс-игрушки или предмета интерьера? Мало ли до чего дойдет их извращенный, безумный разум?!
Из горестных мыслей меня вывел неожиданный хлопок двери. Испугавшись, я повернулась на звук — в помещение входил Севастьян. Несмотря на то, что накануне мое тело неизвестно сколько времени было доступно ему в самых интимных своих частях, мне было очень стыдно, что он видит меня в таком виде — распятой наручниками, стоящей раком с голой грудью перед лижущей мне лесбиянкой. Мой проклятый татуаж, привлекал внимание к моему заплаканному лицу, а татуировка бабочки — к моей несчастной кисочке.
Заливаясь краской от стыда и унижения, я не обратила внимания на то, как Вика испуганно отстранилась от меня, стоило ей только увидеть появление Севастьяна. Однако когда он, подскочив к ней и одной сильной оплеухой опрокинул на пол, происходящее завладело моим вниманием.
— Это еще что такое! — таким разозленным я его еще не видела. Грубо схватив девушку за волосы, он поднял ее на ноги, заставив принять вертикальное положение. — Я тебе сколько раз говорил, сколько раз предупреждал!
— Я не виновата, что она такая сладкая! — явно перепугавшись начала оправдываться Вика, не смея поднять на Севастьяна взгляд. — Она стала такой секси!
— Вот, значит, как? — слегка утихомирил свой гнев Севастьян, отпуская Викины волосы. — Это возможно, если ее переходный гормональный фон вызвал изменение синтеза ее феромонов... Надо взять на анализ.
Достав из кармана несколько ватных палочек, Севастьян подошел ко мне, все еще распятой на тренажере, и провел ими по колечкам моих ореол, подмышками, и по губам: как по тем, что на лице, так и по тем, что много ниже. Затем он расстегнул наручники, наконец-то освободив меня.
— Одевайся уже, — проворчал он. — А то реально на шлюху похожа, ужас какой. Хоть ты-то, надеюсь, не лесбиянка?
Заливаясь краской я отрицательно покачав головой и начала одеваться.
— Слава Богу, двух для меня было бы уж слишком. А насчет тебя, — Севастьян обратился к Вике, понуро склонившей голову, — если результаты окажутся положительными, то на этот раз я тебя прощу. Если же отрицательными — то я так настрою твои гормоны, что ты в течение полугода будешь возбуждаться при виде всего что движется, а получать какое-либо удовольствие от секса не сможешь. И, думаю, не надо говорить, что если ты вновь выкинешь такой фокус, то я просто продам тебя в Турцию? Азис будет рад заполучить тебя в постоянное пользование. А теперь вон отсюда, займись уже работой!
Вика, едва сдерживая слезы, выбежала из зала. А Севастьян повернулся ко мне.
— Почему порван чулок?
— Я упала на беговой дорожке... — в страхе перед гневом безумца промямлила я, возвращая свою одежду на места. В надежде перевести вину и обратить злость мучителя на ассистентку, я решилась соврать. — Виктория увеличивала скорость, чтобы вынудить меня...
— Ясно, — проворчал Севастьян, — значит, ее мозги не совсем отключались. — Но это не важно. Поднимись на каблуки и покажи, как научилась на них ходить.
Обхватив свои измучанные ножки я взмолилась, чтобы он позволил мне снять эти туфли, но мой мучитель так поглядел на меня, что я, опираясь на поручни беговой дорожки, постаралась подняться. Вновь появилась сильная боль в ступнях, но я смогла ровно встать.
— Молодец. А теперь иди сюда.
Ногам было очень больно, но я смогла доковылять до центра зала, ни разу не оступившись.
— Вот какая умница, для первого дня это отличный результат, — похвалил
