Я делала вид, что не замечаю его пристального взгляда и не слышу тихого сладостного сопения. В мои смены он появляется всегда, в разное время, но появляется обязательно. А какой женщине неприятно иметь якобы тайных поклонников своих прелестей? Широкая каменная колонна почти скрывает мужчину от моего взора, но не препятствует наслаждению звуковым сопровождением его мастурбации, а тихая музыка, доносящаяся из приоткрытой двери в Зал, служит отличным фоном.
Пользуясь тем, что новых гостей пока нет, я запрыгиваю на широкую деревянную стойку, которая делит просторное помещение Гардероба на две половины и, перебросив ноги через импровизированное заграждение, удобно усаживаюсь на теплой поверхности лицом к двери в Зал.
Впрочем, «лицом» — это громко сказано, лица и гостей, и завсегдатаев, и персонала нашего уютного заведения скрывают маски, за редким исключением тех, кто, наоборот, хочет определенной известности. Нет, здесь не бывает ни официальных СМИ, ни желтой прессы, но почему-то нам всем приятно знать, что твой сегодняшний партнер по постельной схватке завтра не окажется соперником в бизнесе, а милая «зайка» с очаровательными беленькими ушками и украшенной пушистым круглым хвостиком крепкой попкой, выпрашивающая «морковку», не предъявит визгливую претензию в том, что ваш мерседес загородил выезд ее ауди. Морковку, кстати, еще очень любят выпрашивать пони, по моим наблюдениям... Пони в попонках.
Я тоже люблю попонки. Потому что — зима. Потому что — холодно. Поэтому — шубки! И сейчас мои плечи приятно грел мех жемчужного цвета норковой пелерины, а шелк подкладки нежно щекотал соски. Не всякий мужчина еще так сумеет. Но я в своих размышлениях отвлеклась от соглядатая. Закидываю руки за голову и томно потягиваюсь, выгибая спинку. Край пелерины как бы невзначай соскальзывает с плеча и, приятно потеревшись о сосок, оставляет обнаженной упруго приподнятую грудь, позволяя наблюдателю оценить, насколько это возможно в интимном полумраке неяркого освещения, совершенство женственной округлости. Прогибаюсь назад, так, что единственная приличная одежка распахивается, демонстрируя в меру подтянутый живот и игривый блеск скромного бриллианта во впадинке пупка. Чулки, ниточки стрингов и узкий треугольник прозрачной ткани, прикрывающей лобок, за одежду здесь никогда не считались. Запрокинув голову, плавно раскачиваюсь, подхваченная волной ненавязчивого музыкального ритма, подрагивая грудью и «играя» мышцами ягодиц. О, судя по доносящемуся приглушенному учащенному дыханию мои действия должно оценены. Эта игра в «я не вижу, что вы меня видите» начинает возбуждать. Напрягшиеся соски требуют ласки, а сжавшиеся мышцы влагалища намекают о необходимости уделить им внимание. И обязательно проверить степень увлажненности пухлых губок... Лучше, конечно, языком, но сама же я не дотянусь, верно? Воспользуемся пальцами... Левой руки, чтобы, сжав горошинку соска, безжалостно крутить его, о-о-ох, еще чуть-чуть приятной боли, чтобы и второй сосок запульсировал сладкой мУкой... И правой — сдвинуть полоску импровизированных трусиков, плотно вжать ладонь в промежность, тереться о нее, вжимаясь клитором, губками, м-м-м...
Я двигалась в такт его дыханию. Его хриплый вдох — я подаюсь бедрами вперед, скользя пальцами меж мокрых раскрывающихся губок к дырочке ануса, словно разламывая сочащийся соком персик, выдох — движение назад, все быстрее, мы дрочили друг на друга самозабвенно. В полумраке его правая рука двигалась с той же скоростью, что и моя, сжатый в его кулаке пенис блестел, словно облизанный, и, я уверена, яйца раскачивались столь же энергично, как моя грудь...
... Деликатный звонок телефона остановил меня, но не его.
— Твою мааааать... — мой шепот не предназначался для чьих-либо ушей, но боль разочарования наверняка бы смягчила даже самого жесткого надзирателя. Где этот чертов