Стояла осень. Октябрь только-только вступил в свои права, но уже успел окрасить деревья в свои фирменные цвета. Придав прохладу утренним часам, но все еще не смог отвоевать тепло у дня и ветра, и последний, радуя людей окутывавшим теплом, во всю дарил теплую негу — столько, сколько у него было, практически всю, до бесконечности.
Марина, одетая в свой бордовый плащ, расположившись посередине пустынной платформы, ждала электричку, которая должна была отвезти ее город. Теплый ветер, который ей так нравился, окутывал ее голые ноги, обутые в такие же как плащ бордовые туфли, мягко забирался под одежду, и ласкал там ее оголенную промежность. Ей нравилось, как заигрывает с ней ветер, и от этого ее соски на полной груди, неприкрытой ничем, кроме того же плаща, выпирали из-под одежды. Ветер, как настоящий ловелас, ласкал ее пшеничные волосы, развевая их в потоках теплого воздуха, и от его нежных поглаживаний Марине было тепло и приятно. И не смотря на то, что совсем недавно у нее был отличный секс, она была вновь возбуждена.
Кроме нее на платформе ждал последнюю электричку еще какой-то мужчина, одетый во все джинсовое. С неприкрытым вожделением он разглядывал Марину, и похоже, ей это нравилось. В ней было то зерно эксгибиционизма, которое заставляло женщин надевать декольте, мини-юбки и получать от этого удовольствие, купаясь в похотливых мужских взглядах.
Но вот из-за поворота показалась выползавшая, словно змея, электричка и остановилась, как положено, у платформы. Марина вошла в вагон, мужчина в джинсовом — в другой, электричка дернулась, и за окном поплыли деревья, увозя женщину от поселка, в котором ее около получаса назад жёстко, беззастенчиво, имел любовник, и она, поддававшись ему всем своим естеством, оглашала его дом криками и томными стонами.
Они были знакомы с ним уже около полутора лет, и в течении всего этого периода, каждый раз, когда супруг уходил на ночное дежурство, она собиралась и ехала к нему. Сама она не работала, что позволяло ей предаваться своим любовным утехам каждый раз, когда муж покидал дом.
Мужа она не любила. Да, он вроде бы и нравился ей в начале отношений, до свадьбы, но на поверку он оказался тюфяком. Считая, что в семье должно установиться равноправие полов, он фактически дал волю матриархату, и во всем подчинялся своей жене. Но разводиться она не желала — муж приносил домой хорошую зарплату, и поэтому, всячески скрывая свою связь на стороне, Марина изображала из себя прилежную, верную супругу. Кроме прочего, она родила от него дочь, и, считая, то развод может сказаться на ней не очень хорошо, продолжала вместе править дырявую лодку любви, регулярно ныряя в пучину разврата. С мужем спала она неохотно и редко — имел он ее как-то вяло, без энтузиазма. Может быть, у него тоже была любовница? Да и черт с ним...
До появления в своей жизни Вадима — своего загородного любовника, она регулярно пользовалась случайными связями, будучи снятой одна, либо вместе с подругой (такой же гулящей распутницей), в каком-нибудь кафе или ночном клубе. Молодые и не очень, по одному или несколько сразу, называя ее сукой, или молча, стеная в экстазе, или стоически терпя, в одной комнате с подругой, или будучи разведёнными в разные, ее имели всегда жестко и сильно — так как она любила, так как она трахалась еще до замужества, и как трахалась после него.
Но вот однажды подруга, сославшись на то, что какие-то ее давние хорошо знакомые мужчины позвали ее бухать в загородный дом, а ее одну на всех не хватит, позвала ее с собой. Супруг в те дни как раз отсутствовал в городе, уехав к родителям в другую область. По телефону Марина задала лишь один вопрос: «Как они трахаются?» «Как ты любишь!» — ответила подруга. И Марина, недолго думая, отправилась на такси за город, где ее ждали четверо мужчин и одна женщина.
Вадима (хозяина загородного домика) она тогда выделила как-то сразу среди прочих
