вздох.
На что из трубки:
— Я понимаю твои эмоции, сам точно так же был возмущен...
Аня двигалась нарочито и показушно, больше не для себя, а играя со мной. То, замирая, заставляя просить, то ускоряясь в моменты, когда шеф ждал реплики от меня. Динамик телефона громкий, ей прекрасно слышно было все то, что говорилось по телефону
— Слушай, я чего звоню...
Аня навострила уши, и мне резко стало пофиг на то, зачем генеральному вдруг так срочно понадобился я. Он говорил уже четко по делу, но я слышал с трудом, смысл некоторых фраз ускользал.
Наконец собрал волю в кулак:
— Сергей Николаевич, вы пропадаете. Еще раз, что нужно сделать?
— Ты там, на пробежке что ли?
— Наверх поднялся, тут ловит лучше
— То-то смотрю, аж запыхался
У любимой после этих слов довольная улыбка во все лицо. А, у меня, и правда, перехватило дыхание.
— В-общем, смотри, сейчас с этой всей международной фигней, нам швейцарцы закрыли кредитную линию. Нужно поехать и на месте разобраться. Справишься?
Мне бы сейчас со своими ощущениями справиться. Аня вошла в раж, и останавливаться не собиралась.
Все! Доигралась. Возбуждение переполнило чашу терпения, перешло в удовольствие, окутало разум, и, наконец, излилось блаженством прямо в любимую.
— Ну, так что скажешь?
Говорить я не мог, даже думать не получалось. Что-то промычал.
Неправильность, неудобство, риск того что застукают и будет вдвойне неудобно. Все это сделало оргазм очень ярким.
Лишь когда, удовольствие растворилось в истоме, вернулась возможность поддерживать разговор.
— Сергей Николаевич, а насчет швейцарцев. Нам нужны деньги именно у этих? Такова принципиальная позиция компании, или не обязательно?
Аня нырнула под одеяло рядом и ткнулась в бок, с видом «Я же хорошая? Похвали меня!». Обнял ее, прижал к себе. Коснулся лба поцелуем.
А трубка вещала, уже надоевшим за утро, басом:
— Долго думал. Прямо слышно было, как ты пыхтел — ворочал извилинами.
Аня прыснула в подушку, все тело содрогалось от хохота. Я едва сам удерживался, чтоб не рассмеяться.
Но шеф, понял мое молчание не так:
— Да ладно тебе, не обижайся. Я, наоборот, ценю в тебе это, что не даешь необдуманных обещаний.
Аню, едва просмеявшуюся, завернуло в подушку обратно.
— В-общем, главное — выбить финансирование, а у кого — решай сам.
— Хорошо. Я все понял. Все будет.
Стоило положить трубку, как я высказал ей:
— Ну что ты ржешь? И так трудно, а тут еще ты все смешишь.
Она от этого только пуще зашлась. Приподнялась над подушкой.
— Я узнала, что если ты пыхтишь — значит думаешь. Думаешь, думаешь, мысли так и кишат, а потом Бац! И идеи фонтаном!
Мы хохотали до судорог живота.
— Малышка, я кончил. А ты?
— Не хочу, мне хватило вчерашнего. Так приятно. До сих пор вспоминаю, и ноги подгибаются — так хорошо.
Она восхищенно покачала головой. Поправила рукой волосы. И у меня родился вопрос:
— А чего ты в браслетах то до сих пор?
— Ну, ты не снял, и я не стала. Вчера себя чувствовала твоей игрушкой. Это заводит.
***
За завтраком мы болтали лишь о хорошем. Как будто не было событий предыдущих двух дней. Мы оба старательно оттягивали разговор о будущем.
Тут позвонила моя ассистентка и сообщила, что билеты есть только на четыре часа, и нужно поторопиться, чтобы успеть.
Аня выслушала от меня эту новость и вздохнула:
— Жаль, хотелось побыть вместе подольше.
— Слушай, пока есть время, может обсудим?
— Да о чем говорить? Пусть все будет как раньше. С Аленой даже обсуждать ничего не буду.
— А если сама начнет разговор?
Аня задумчиво посмотрела на меня и усмехнулась.
— Сама не начнет. Ей духу не хватит. А вот тебя расспрашивать будет, наедине.
— И что говорить?
— Да что хочешь. Мне, правда, пофиг. Ты из меня за ночь все тревоги выбил.
Какое-то время мы жевали молча.
Тут она прыснула:
— Знаешь, я сейчас чувствую, как из меня
