нормальном расположении духа, и она облегчённо выдохнула. — Свет не надо. Скоро стрелять начнут. А я, как малый идиот, фейерверки люблю.
— Ой, я тоже, — Татьяна улыбнулась и спросила: — А куда можно ёлку поставить и торт?
— Да поставь, куда хочешь.
Устроив подарки на комод, Татьяна стояла в замешательстве. В комнате сидеть можно было только на диване. Но там же был он, хозяин квартиры, непредсказуемый влекущий и... опасный.
— Ну, чего застыла-то? Садись сюда, — он похлопал ладонью по дивану, — Не боись, не обижу.
Это была знакомая ей фраза. Татьяна смущённо опустилась на край дивана и сидела в напряжении, готовая в любой момент ретироваться. Она чувствовала, что он смотрит на неё украдкой, полагая, что в полумраке она этого не заметит.
— Иван... — Татьяна вдруг назвала его по имени, сама удивившись своей смелости, — Я...
О, как же много она хотела сказать ему и не могла. Разве можно было высказать вот так всё, что она чувствует, что пережила за эти долгие месяцы, прошедшие с их первой встречи? Это время оказалось для неё более тяжёлым, чем все годы жизни до его. Но сейчас Татьяна была, как наивная девчонка, весь её опыт и рассудительность куда-то испарились в один миг.
— Только не вздумай реветь, — с улыбкой предупредил он.
— Хм, — Татьяна тоже улыбнулась, — Неужели это так заметно?
— Да... Ты вообще плакса. А я не люблю слёзы, — его голос почему-то стал хриплым. Знаешь... ты не бойся меня, — вдруг попросил он. — Я не сделаю тебе ничего плохого.
— Да, я знаю, — Татьяна дотронулась до его колючей щеки.
— Знаешь? — он прижал её ладошку к своим губам.
Татьяна кивнула, не отнимая руки, с замиранием ждала, что он скажет или сделает дальше.
— Я думал над твоими словами... Помнишь тогда ты...
— Да, я наговорила лишнего, — Татьяна смущённо закусила нижнюю губу.
— Нет, ты всё сказала верно и...
— Тсс, — она прикрыла его рот второй ладонью, — Давай забудем об этом...
Он провёл рукой по её волосам. Татьяна потёрлась щекой о его широкую ладонь с мозолистой кожей. А потом ей захотелось прижаться к нему, но что-то удерживало её. И он, словно угадав её желание, попросил:
— Коснись меня...
Татьяна сразу послушалась. Просунув руки под его футболку прошлась ладошками по рельефу мышц, вызывая у него вздох. И вдруг, приблизившись к его лицу, робко, словно боясь сама своей смелости, провела кончиком языка по его губам. Чуть прикусила резкий изгиб верхней губы. Он издал какой-то неясный рычащий звук. И это звук придал ей больше смелости.
Отстранившись на мгновение, она заглянула в его лицо. Яростный огонь метался в его глазах. Но то был огонь не злобы, а желания. Огонь любовной страсти. У Татьяны вырвался судорожный вздох. Он — её! Он — для неё! И она готова попасть в его владения.
Дальнейшее случилось, как нечто неизбежное. Сорванная одежда была отброшена проч. И когда напрягшиеся соски Татьяны коснулись его обнажённой груди, женщина застонала, сильнее прижимаясь к любимому. А он с глухим рычанием прижал её к себе, опускаясь вместе на диван.
— Какая же ты... — прошептал он.
— Какая? — с хмельной улыбкой спросила она, запрокидывая голову.
— Маленькая и... необыкновенно красивая... — он чуть отклонился, убрал волосы с её лица и поцеловал её губы.
— Я люблю тебя... — признание само собой вырвалось у неё.
В ответ он задрожал, сдавил её так, будто боялся потерять, и тоже ответил:
— И я люблю тебя... люблю! Это сильнее всего... Это сильнее меня. Ты должна знать!
Его ответ был для неё неожиданным. Словно раскат летнего грома в погожий день. Чтобы не разрыдаться она уткнулась носом ему в шею. Он осторожно потянул её локоны и отыскал губы. Это был жадный поцелуй, будто они оба боялись, что всё может закончиться, оборваться, как сон.
— Я хочу тебя всю, — заявил Иван.
— Да... — выдохнула Татьяна.
Его восставшая плоть упёрлась ей между ног и потёрлась о возбуждённую
