старалась увернуться от нового удара. Но прикованные руки и ноги не давали ей возможности для сопротивления, ее трущийся об матрас живот не помогал избегать ударов.
— Всыпь ей хорошенько!
... — Давай еще! Ей мало!
— Накажи эту суку! Посмотри, как жопой крутит! Сильнее!
— Тьфу черт! Сбился... сколько там? Давай еще двадцать?
— Да, давай еще...
Анька уже думала, что это никогда не закончится. В глазах все посерело, в ушах стоял шум, удары ремней сыпались на ее круглую попку один за другим, изредка промахиваясь и попадая по спине.
— Ладно, хватит пока с этой пизды, да и рука уже немного устала. Кто-нибудь ее еще ебать будет?
— Не, попозже.
— Тогда чего, на столб ее или пусть здесь отдыхает?
— Какой отдыхает? На столб давай, а то черти увидят, отберут.
Отстегнув наручники, Аньку подтащили к одному из столбов стоящему у стены. Приковали руки к свисающим цепям и подтянули так, что она еле-еле стала доставать мысочками до пола. Ноги, по которым стекала сперма, за щиколотки, при помощи металлических колец с замками тоже приковали к столбу.
— Люблю таких стройных и худых сук, хорошо бы нам ее на «постоянку» оставили, — мужики бесстыдно разглядывали подвешенную Аньку.
— Да оставят, куда денутся, она же неопытная совсем, кто же с ней возиться еще будет?
Прошла неделя...
К этому моменту Анька уже многое поняла, и оказалось, что ей в чем-то очень повезло.
Комната в которой она пребывала, называлась камера. В ней содержалось несколько мужчин — предателей рода людского, которые согласились помогать чертям в аду устраивать пытки для всех остальных людей попавших сюда. Они выполняли всю грязную работу, чистили котлы, подбрасывали дрова в вечное пламя, сооружали кресты. За это их не трогали и не мучили.
В аду время шло так же, как и на земле, в сутках было 24 часа, но не было ни дня ни ночи, ни лета ни зимы, всегда было жарко и светло. В аду никто никогда не спал, не ел, не уставал. При всех истязаниях никого невозможно было убить, искалечить или нанести серьезную рану, ведь срок пребывания в аду — вечность. Никто, за исключением демонов, не имел имен, и называть кого-либо по имени было тяжким преступлением.
За прошедшую неделю, Аньке на шею одели кожаный ошейник, соски прокололи, вставив в них металлические кольца. На правой щиколотке накололи надпись «шлюха 614». Около двери в камере висел листок со списком имущества находившегося в комнате, количество кроватей, телевизор, диван, ниже в разделе «Реквизит» теперь значилась та же надпись «шлюха 614». Аньке было запрещено говорить, за исключением тех случаев, когда ей не задавали вопросы или не приказывали говорить.
Мужчины в камере находились не постоянно, иногда они уходили на работу. Но график этих уходов был не постоянный и подчинялся непонятной логике. Иногда уходили все вместе на несколько часов, иногда по одному.
Когда никого не было в камере, Аньку обычно фиксировали в одном из двух положений. Либо подвешивали на столб как и в первый день, либо ставили на колени лицом в угол, сковав руки наручниками за спиной и прикрепив кольца которыми были проколоты ее соски, к металлическим кольцам торчащим из стены, с помощью специальных карабинов, ноги ее должны были быть раздвинуты, а руки лежать на раздвинутых ягодицах. Впрочем в этих положениях она находилась даже тогда когда в камере кто-то был, но она никому не была нужна для удовлетворения их потребностей.
Пребывая здесь, Анька стала чувствовать постоянное сильнейшее сексуальное тянущее возбуждение, несмотря на то, что ее ебали за сутки несколько десятков раз, каждый мужчина находящийся здесь мог совершить за сутки по 4—5 половых акта. Пороли ее так же очень часто, иногда по несколько раз в сутки. За особые проступки или непослушание, пороли плеткой.
Для разнообразия и сексуальности иногда ей позволяли одевать стринги, открытые туфли на длинных каблуках,
