местах где он прижимал ее своим телом. Как на экране осциллографа ярко разгорались и медленно гасли те части тела, по которым бегали его руки. Те части которые он сжимал, горели значительно ярче и дольше остальных и сохраняли свою жизнь до следующего его возвращения. Поскольку руки его двигались быстро вся та поверхность тела которую его рукам интересно было тискать как бы плавала в дымке собственного света изливающегося и тающего в пространстве вокруг нее. Ее груди и соски выделялись на этой картине тем что сияние груди было всегда интенсивнее тела, соски и так горевшие как маленькие угольки буквально вспыхивали от каждого прикосновения, а касался он их очень часто... И в центре было нечто видимое на картине как солнце. Деталей и формы видно не было, а цвет и тепло по спектру очень походили на прародителя всей жизни. На этом светиле тоже были пятна, но они были не темные, а наоборот повышенной яркости. Они возникали в тех местах ее паха где по прихоти сложной динамики движения двух рельефных тел возникали очаги максимально плотного соприкосновения. Такой она представала сама себе пока он опять не изменил сложившуюся картину...Он положил свои руки на ее бедра, вернее на пояс, положив пальцы ей на живот. Он крепко фиксировал ее попу и она больше никуда не могла двинуться без его желания. Он отодвинулся от ее попы к которой только что прижимался со всей силой. Его член, под собственной тяжестью проскользив головкой по лощинке между ее ягодицами, оставляя за собой блестящий мокрый след. И не отрывая ее от поверхности кожи с силой вдвинул туда, куда указывало естественное завершение ее ягодиц, туда где минуты назад купались его пальцы. Его член скользил в ее паху, разметав холм ее промежности на две блестящие половинки и вынырнул спереди посреди хохолка ее аккуратно подстриженных волос, побеспокоив по ходу движения в клитор длинным нежным приветствием. Его тело ударилось о ее широко раскрытые половые губы и ягодицы. Она бы упала от слабости в ногах в этой момент, если бы он прижал ее к себе, схватив ее за груди и притянув к себе с такой силой что почти посадил на себя. Они замерли в этой позе не на секунду однако, не останавливаясь... Он тискал ее грудь, слегка толкая ее низом живота в попу, удерживая ее при этом почти на весу, она же терлась о его член, который сейчас торчал у нее между ног, стараясь коснуться всем промежутком от клитора до ануса. Он же усиливал движения как бы трахая ее, а она извивалась на нем соскальзывая то на одну то на другую сторону что бы защемить между его членом и своим бедром чувствительные участки своей плоти...Когда он устал от этой игры, он ссадил ее с себя, опять прислонив к зеркалу и опять схватил ее за зад. На этот раз он держал свой член в отдалении от нее. Его член, будучи ничем ни прижатым совершал сложные движения, повинуясь прихотливым импульсам его желания и расслабления то, поднимаясь вверх и смотря в зенит, то почти горизонтально. Помимо этого он еще качался из стороны в сторону как маленький хвостик доброго пса. Без относительно этого движения он стал атаковать ее зад. Его член ничем не направляемый хаотично тыкался в разные точки ее филейной части. Каждое касание оставляло на ее попе мокрый след, как след от поцелуя. Головка его члена либо отскакивала, либо скользила, либо упиралась в нее в зависимости от того угла какой занимал член относительно ее тела. Головка отскакивала обычно вверх, что было естественным в силу и ее направленности и того движения которое он совершал что бы привести член в движение, а соскальзывала либо вверх, либо в бок по округлости ягодицы. Так или иначе, но почти половина движений его члена заканчивались в канавке, которую бог приспособил чтобы собирать пот текущий со спины в единый поток. Он придвинулся к ней ближе и его член все чаще стал скатываться по уже влажным склонам в ложбинку между ягодицами. Там его
