бы девчушка ещё и поднатужилась, её струя точно бы пробила трещину в унитазе (эх, бедные девушки лишились бы тогда целого очень важного агрегата, и очереди в женский туалет сокращались бы ещё медленнее).Девушка писала около двух минут. Сначала её струя была очень и очень сильной и громкой (её журчание наверняка слышали парни из соседнего, мужского, туалета; наверно, девушка понимала это. Я представил, как она из-за этого переживает, сидит, покраснев до корней волос и закрыв прекрасное личико руками). И как только неконтролируемый, несдерживаемый поток мочи завершился и начался, наконец, поток, который она могла контролировать, девушка мгновенно этим воспользовалась и заглушила звон струйки, как-то изменив свою посадку.Наверно, слегка выгнула спинку, выпрямилась, так что её струя била теперь не точно вглубь унитаза, в воду (отчего этот смущающий её журчащий звук многократно умножался и быстро разносился по всему туалету, отражаясь от стен и устраивая неповторимое акустическое шоу), а куда-то в фаянс. Однако я, сидя в соседней кабинке, по прежнему различал тихий звук бьющей об керамику жидкости и вполне естественное шипение её девичьей письки.Девчонка продолжала выстукивать каблучками бессвязные мелодии. Теперь, как я понял, она делала это ни от раздражения, ни от боли, ни от нетерпения, а от... наслаждения. Я мог её понять — несколько часов невыносимой боли в низу животика за несколько минут покидают её прекрасное нежное тело. Теперь она сводит и разводит ножки не от дрожи в коленках от резкого (и нестерпимо приятного) опорожнения мочевого пузыря, а от бесконечного удовольствия — наконец-то её измученный пузырик приближается к долгожданному опустошению, не дававшая её покоя жидкость быстро сливается вниз, в водопровод, и дикое напряжение сменяется наслаждением. Через столько часов мучений... Хорошая, терпеливая девочка заслужила несколько минут кайфа!Я понял, что она сейчас будет делать, и от одной мысли об этом мой член, и так каменно напряжённый, чуть не разорвался от напряжения. Девушка, даже ещё не закончив изливать свой нектар, расставила пошире ножки (думая, что в туалете никого, кроме неё нету). Я, глядя вниз, на её блеклую тень на чистом кафельном полу, увидел кончик её красной туфельки с вырезом на носке, через который были видны её налакированные пальчики, обтянутые тонкой телесного цвета колготкой. Но девушка действительно больше не могла сдерживаться, её ножки развелись сами собой ещё шире, и ко мне в кабинку заползла вся её красная туфелька, тонкая щиколотка и небольшая часть её стройной гладкой ножки (о боже, как я хотел опуститься на колени и поцеловать эти божественные пальчики! я готов был облизывать подошвы туфелек моей Богини!).К огромному моему сожалению, я никак не мог подсмотреть за ней в этот момент (вполне возможно, что от избытка распирающих её чувств, девушка запрокинула головку, поглаживая себя по шейке, как делают это возбуждённые девушки, её рука медленно скользила по коже, потом ниже, сползая на грудь, потом под лифчик и, наконец, гладя и массируя грудь). Я только видел её ножку, судорожно извивающуюся и пинающую дверь, тщетно пытающуюся найти точку опоры в этом гладком куске дерева. Её туфелька скользила по полу, упиралась в дверцу моей кабинки, снова скользила, исчезала под девушкой, а потом снова возвращалась ко мне, натянуто заворачивалась вовнутрь и расслабленно плыла в сторону. Я был уверен, что со второй её ножкой происходит то же самое.Девушка не могла держать их спокойно, и я её понимал. и тут я услышал... её сдавленный стон. Но это был уже не тот сдавленный стон боли, когда девушка стояла в нескольких сантиметрах от унитаза, но не могла тут же на него опуститься, ведь надо было сначала спустить трусики и вздёрнуть юбочку, чтобы не забрызгать их. Нет, это был стон девушки, которую захлестнуло наслаждение. Звука этого милого стона я не мог
