прикасаясь к чему-то потаенному, от чего Мариночка всхлипывала и замирала. Упругие ягодички плавились в моих ладонях, настолько разгорячило нас взаимное наслаждение. По моей спине бегают маленькие острые ноготки,... совершенно не причиняя боли, а совсем наоборот: усиливают непередаваемое ощущение воссоединения с давно желанной девушкой. Мы оба так взлетели на крыльях своих чувств, что совсем забыли о моей спящей, буквально в двух метрах от нас, жене. Может это и к лучшему. Если бы мы помнили о ней, такого урагана ощущений навряд ли мы удостоились. А так, на пике наслаждения нас обоих накрыла волна оргазма: мы одновременно, совершенно не обращая внимания на окружающую нас действительность, кончали. Причем кончали так, как никогда до этого. Маришка просто вцепилась в меня всеми четырьмя конечностями, резко подавая свой низ навстречу, моим, тоже не плавным движениям. Я же старался выплеснуть все, что вложила в меня матушка природа, наделяя при рождении мужской силой.Если бы не летаргический (не иначе) сон моей жены, объяснить ей, издаваемые нами в тот момент звуки, было бы наверное невозможно. Я ревел, как раненый бизон, Маринка тоже какой-то животный звук издавала, хотя чувства оба испытывали человеческие — огромное наслаждение и радость. Когда фонтан иссяк, мы немого полежали, лаская друг друга руками и целуясь при этом. После этого, с непередаваемым чувством выполненного долга (откуда он интересно взялся, этот долг?) я покинул уютную Марьяшкину норку и отправился в ванную, приводить себя в порядок. Следующей пошла она. Утром у нас с Маринкой никакого похмелья даже не наблюдалось, а вот жена мучилась головной болью, жаловалась на страшный сон: кто-то в ее сне страшно орал, точнее стонал, и от этого сна у нее на сердце остался нехороший осадок. Мы с Маришкой обмирали от страха: А что, если, пока мы с ней были на седьмом небе, и не замечали ничего вокруг, жена открывала глаза? А вдруг вспомнит она свой сон? Что тогда? Но все обошлось в этот раз, ничего не всплыло, что еще больше подогревало нашу взаимную тягу друг к другу, спровоцировав наши дальнейшие (были и такие) шалости. Некоторое время. Потом, по уважительным причинам, был большой перерыв. Несколько лет. А вот после перерыва...Как-то раз, когда мы опять были в гостях, у вышеупомянутой деревенской подруги моей жены, посчастливилось, еще раз, мне с Маришкой покувыркаться, правда, уже не было таких восторженных чувств, все очень даже прозаично, я бы даже сказал — буднично. Маринка еще раз за муж сходила, нажила немного: дочку и развод. Опять вернулась в деревню, опять жила одна: сын у матери первого мужа, на каникулах, а дочка маленькая — у тещи моей, то есть у ее матери. Лето, во дворе частного дома ребенку лучше, чем у панельного дома, да и теща к тому времени уже на пенсию вышла. Маринке приходилось работать: самой есть надо и детей кормить. И вот мы с женой, как прошлый раз, чтобы не будить старых и малых, пошли ночевать к сестре. Встретила она нас, посидели тщательно, практически до потери возможности дальнейшего продолжения разговора нарезались. А Маринке, оказывается, завтра на работу, в город на электричке ехать. Электричка в пол шестого уже уходит, вставать — пол пятого. Все это выясняется в три часа утра, когда ложиться уже нет никакого смысла. Жена опять уснула, правда уже самостоятельно легла, без нашей помощи. И тут же захрапела, отключилась опять качественно.Я по пьянке стал Маринку опять охмурять — да не тут-то было: повзрослела дамочка, влюбленность в меня у нее уже прошла, в штыки все мои поползновения принимает. Ну, пришлось уговаривать, прибегая к разным, в том числе и запрещенным приемчикам. «Дурочка, — говорю я ей ласково, я же тебя хочу, аж зубы ломит, неужели не видишь? И если у нас сейчас с тобой ничего не выйдет, я же или болеть стану, яйцами звеня, или к кому нибудь еще пристану, кто не откажет, знаю, что такие у
