Кать, садись уже. Поехали.
— В следующий раз мы приедем с камерой, — на прощанье крикнула Катя в приоткрытую форточку.
Когда красные огни фар девятки скрылись за поворотом, в ночной тишине вдруг кто-то коротко свистнул. Мы Тимом невольно вздрогнули. За воротами части, в свете прожектора стоял часовой. Под низко надвинутой каской блеснула белозубая улыбка. Он жестом показал на поворот, где скрылась машина, а потом поднял большой палец верх. Конечно, в ночной тишине он слышал все крики из леса и понял в чем дело. Прожектор светил ему в спину, и разглядеть лицо было трудно. А он нас, наверняка узнал. Махнув на прощанье рукой, часовой показал нам на часы и, поправив на плече автомат, отошел от забора.
— И правда время уже дохрена! — сказал Тим, — побежали.
Мы как сумасшедшие рванулись к забору части. Время в запасе еще было, но чем черт не шутит. С нарушением устава у нас строго.
— Водки не было, — сказал Тим, выставляя перед заспанным коптером две бутылки пива.
Мы пробежали по взлетке и нырнули в свои кубрики. Я стащил китель. Весь бывший белым подворотничок был измазан грязной землей.
— Эй, жирный, — толкнул я спящего салагу.
— А? Что? — открыл он заспанные глаза.
— Хреново подшил, давай заново!
