по-детски, может быть так, как ни разу в жизни.
Женщина наскоро привела себя в порядок, сменив блузку и трусики, к счастью не в ее привычках было быть неподготовленной к любым превратностям (правда, никак нельзя было ожидать, что «превратностью» может оказаться платный половой акт). Потом она собрала деньги, рассыпанные по кабинету. Задумалась. Вытащила из рамки фотографию мужа и засунула на ее место купюры. Теперь ее первый гонорар, как продажной женщины, красовался под стеклом. Со вздохом она убрала рамку в стол — могут возникнуть вопросы, если кто-то увидит такой необычный коллаж.
Состояние было странным: ей до жути хотелось продолжения, организм требовал новой разрядки, но с другой стороны, судя по восстановлениям мужа, нового полового акта с Ильей следовало ждать не менее недели. Пребывая в таком двойственном (меланхолично-лихорадочном) настроении, начальница пропустила несколько нарушений в протоколе подачи заявок, не упрекнула секретаршу за чуть остывший кофе и даже выписала премию одному из сотрудников за прибыльный контракт. Впрочем, организация работы была давно налажена, и Инна Андреевна знала, что необходимо лишь минимальное вмешательство в дела фирмы. Ее придирки скорее даже вредили, но ничего поделать с собой она не могла — ей хотелось, чтобы все было совершенно и идеально. И если сейчас она допустила некоторые поблажки, то на процесс это не повлияет.
Перед обедом Инна Андреевна направилась на обход, начинающийся всегда ровно в 12—45. Но встав перед зеркалом, чтобы подкрасить губы, она вдруг в подробностях вспомнила, как они ублажали мужской член... и обход в этот раз начался на три минуты позднее.
Инна Андреевна обошла кабинеты на первом этаже и направилась на лестницу, чтобы подняться на второй. Казалось, все по-прежнему. Сотрудники пугливо смотрели в ее сторону, сама она выглядела идеально в приталенной блузке, узкой юбке до колена, черных лодочках на высокой шпильке, аккуратный макияж, строгая прическа... так все и было, пока она не ступила на лестницу. В тот же миг она почувствовала, как кто-то ощутимо стиснул ее попу.
Инна Андреевна гневно оборачивается и обнаруживает перед собой Илью.
— Что вы себе позволяете? — по инерции холодно произносит она, но ее грудь уже бурно вздымается — сотрудник протягивает ей тысячную купюру, а значит имеет право тискать ее тело, сколько вздумается.
«Он намерен делать это прямо здесь?» — удивление сменяется послушанием, когда он прижимает ее к стене. Одна ее рука мнет упругую ягодицу, а вторая расстегивает пуговички на груди. Женщина хватает воздух ртом, а сотрудник уже вздергивает бюстик верх, обнажая груди в распахнутой блузке.
Их могут застать, но ее покорность полностью оплачена согласно заявленным ставкам, а значит ей нельзя воспротивиться. Тем более, что исследующие ее тело руки совсем не изысканы. Они жесткие и требовательные. Груди под напором безжалостных пальцев сдавливаются, и женщина почти вскрикивает, когда Илья отнюдь не нежно сжимает твердый сосок. Она не может противостоять такому обращению, раз взяла мокнущие во вспотевшей ладони деньги. Ее тело куплено на предмет исследования, и ей остается только подставлять то одну, то другую грудь под мужскую пятерню — в зависимости от его прихоти. Она стонет и, откинувшись затылком к стене, кусает губы, чтобы не вскрикнуть, если он почти выкручивает соски. Она уже готова отдаться прямо тут и бесплатно, когда наверху хлопает дверь...
Мужчина отскакивает и сбегает вниз, а ей приходится спешно приводить себя в порядок. Она чувствует себя шлюхой на распродаже, после того как мужчина решил проверить товар, который собрался приобрести... И это возбуждает едва ли не больше, чем руки, только что путешествующие по телу...
— С вами все в порядке? У вас какой-то нездоровый вид.
Это Екатерина, одна из молоденьких сотрудниц. Сделала озабоченное лицо,
