Тонька, всё так же серьёзно глядя мне в глаза, снова едва кивнула. Через мгновение, избавившись от шортов, я прыгнул на тахту.
Она раскрылась, нет — распахнулась мне навстречу, как книга, как распахивается окно в грозу, как крылья птицы перед полётом. Распахнулись нежные белые ляжки, открыв маленький лобок с нежными светлыми волосиками (я же говорил, что натуральная блондинка!) и аккуратную розовую щёлку, распахнулись руки, крепко охватившие меня за спину, мои ладони сами оказались на её крепких прохладных грудках, губы впились в губы. Нами овладело дикое возбуждение. Мой отвердевший член судорожно тыкался туда, между ляжек, и очень скоро попал. И вошёл! Нет, нырнул, ворвался, вонзился, в узкое, скользкое и удивительно горячее. — . Ах, какая же ты сладкая! — выдохнул я, снова и снова вонзаясь в женское тело. Тонька судорожно задышала сквозь сжатые зубы и принялась лихорадочно, невпопад подмахивать мне, яростно бросая бёдра навстречу члену. Но уже через 30 секунд она вдруг замерла, глаза её чуть закатились и я испугался, что у неё обморок, но головкой члена чувствовал, как в глубине короткого влагалища трепещет её матка.
Выждав несколько мгновений, пока взгляд Тоньки не прояснился, и уже более размеренно снова начал погружать свой отвердевший до боли член туда, поглубже, до упора. Наверное, Тоньке было даже немного больно, но она не отстранялась, а только глухо постанывала. Через минуту она скрестила ноги у меня за спиной, втискивая меня между своих раздвинутых ляжек, и её матка снова мощно запульсировала, пытаясь всосать отсутствующую сперму.
После её третьего оргазма, который тоже не заставил себя ждать, я почувствовал, что и сам уже не в силах сдерживаться. Непреодолимое желание излиться в это, такое желанное, женское тело охватило меня. Тонька поняла это по моим яростным толчкам и быстро зашептала: — Миленький, в меня нельзя, не надо в меня! Я в рот возьму!
И хотя моё сознание уже было затуманено подступающей спермой, я усилием воли вырвал член и стал на колени. Тонька вывернулась из-под меня, приподнялась на локте и всосала мой мокрый, блестящий в свете свечи член почти до основания. Техника глубокого минета была явно ей не чужда. Да, повезло Витальке!
На входе головка члена явственно ощущала узость горла, на выходе язычок бешено обрабатывал уздечку. В моём перевозбуждённом состоянии выносить такое наслаждение долго было невозможно. Стиснув зубы, я терпел сколько мог, но через 20 секунд сдался. Сперма хлынула толчками и, казалось, они никогда не прекратятся. Ни до, ни после в моей жизни я никогда так обильно не кончал. В том же ритме двигалось и горло Тоньки, глотающей скользкий напиток с явным удовольствием. Под конец она облизала обмякшую головку, поцеловала её и благодарно взглянула на меня. Взгляд её был безмятежен и просветлён. — Всё, теперь уходи! А то искать будут.
Я бы конечно задержался на часок-другой, но она была права. Пора было делать ноги. Я натянул шорты, пошёл к двери. Обернулся. Свеча горела. Тонька смотрела мне вслед. Её бледные соски казались прилипшими к телу лепестками розы.
Вернувшись в свою хату, я нашумел, чтобы проснулась жена, для порядка устроил ей выговор, что бросила меня в чужой хате, и с наслаждением плюхнулся в кровать. Заснул мгновенно.
Утром проснулся от шума мотора. Вернулся Виталька, даже раньше, чем ожидал. Все вопросы решил успешно. Через день они должны были быть уже в аэропорту. Собрались быстро, заперли хату, в полдень уехали. Встретиться с Тонькой хоть раз глазами не удалось. Больше я её никогда не видел.
Наш отпуск тоже вскоре заканчивался. Без соседей стало скучно и пусто. Оставшиеся дни я посвятил углублённой ловле карасей.
