сколько? — Да во сколько приеду. — Ну тогда и не переживай, отдыхай. Аленка еще спит? — Да вроде. — Слушай, у меня настроение такое хорошее, спасибо тебе. Кофе будешь? Или сразу завтрак? — Нет, давай пока кофе. — Я тут одну вещь придумала, хочу знать твое мнение. И она рассказала. — Как думаешь нормально? — Черт его знает, но вроде ничего, сказать, мне кажется можно. И посмотреть на реакцию, — я допивал кофе, думая над ее словами. — Вот и я так думаю, что нормально, и, самое главное, всегда можно отыграть назад, — она посмотрела на меня, ища поддержки. — Да, конечно. — Тогда сейчас будем завтракать, пойду Аленку разбужу.Вернулась сестренка довольная: — Сказала, что сейчас прибежит, мамочкой назвала, представляешь, мамочкой, впервые за год. А ты сомневался!Пришла Аленка, в более длинной футболке, мы сели завтракать. Аленка сидела сбоку от меня, и я время от времени, любовался ее голой грудью, которую иногда было видно, когда она нагибалась. Атмосфера за столом царила счастливая. Аленка улыбалась мне, Наташа, радовалась жизни, я удовольствием рассказал пару забавных случаев из жизни. Мы весело посмеялись.За чаем, сестра попросила внимания и объявила, что она, дескать, немного поговорила со мной о дочери. Мол, я ее отругал, и раскритиковал. Она признает, что вела себя не правильно с дочкой в этом вопросе. И торжественно объявляет, что разрешает дочке ходить дома, как она захочет. Аленкина комната является целиком и полностью ее территорией, там она может делать что хочет, что без разрешения дочки, никто не может ни открыть ее дверь, ни зайти туда. Если Аленка хочет, то можно поставить, хоть шпингалет, хоть замок. Но это касается только семьи. Если в доме намечаются гости, то все должно быть как у «обычных» людей.Алена, сидела и смотрела на мать, вытаращив глаза. — Вот это да, с чего бы так? Не фига себе! Спасибо мамочка. Что это серьезно? Прямо как захочу. — Да серьезно, как захочешь. — А если я захочу совсем без ничего? — Значит без ничего. — Хоть сейчас? — Хоть сейчас, хоть завтра, когда захочешь. — Я хочу сейчас.Алена встала из за стола. Повернулась лицом к матери, и сняла футболку. Та смотрела на нее совершенно спокойно. Тогда она нагнулась к матери и поцеловала ее, смешно оттопырив свою попку. И ушла в свою комнату, сказав — «я сейчас, только переоденусь». — Представляешь, поцеловала! Три года не целовала, — на глазах сестры блестели слезы.Вернулась Аленка. На ней был белый топик на бретельках, до пупка, а на бедрах был пояс из бисера, сантиметра три шириной, и спереди от него спускалась полоска, чуть ниже ее губок. Она села на табуретку, чуть раздвинула ножки, чтобы полоска легла посередине, и посмотрела на нас. Я сделал вид, что восхищен, Наташа, только спросила: — Сама сплела? — Сама. — Очень красивая вещь получилась, может сделаешь мне пояс на джинсы, как-нибудь? — Хорошо, мамочка. Мне так давно хотелось примерить ее. — Тебе очень идет, ты хорошо выглядишь, — очнулся я. — Спасибо.Я одним глотком допил чай и встал из-за стола. «Надо ехать, уже поздно, а дел много. Спасибо за отличный ... завтрак, а Вам, девушка», — я посмотрел на Аленку, — «персональное спасибо за прекрасное шоу. Нет ничего более прекрасного, чем обнаженная девушка на кухне».Собрался и уехал.* * *День был насыщенный, поэтому домой вернулся около шести. Пока я разувался и мыл руки, из своей комнаты вышла Аленка. На ней была футболка, доходящая до талии, а на бедра она повязала шифоновую косынку, которая только подчеркивала ее наготу. «Как ты хочешь, чтобы я была одета, пока мы дома», — спросила она. А мне хотелось, в душ, потом поесть, и повалятся на диване часа два. Но я не стал ее обижать: — Если честно, то белые трусики — стринги, и белые носочки. — И все? — И
