весом. Последнее, что я увидела, как в руке Лены сверкнула игла и вонзилась мне в вену.
Синий, красный, оранжевый, зеленый... Цвета сменяли друг друга, как в калейдоскопе. Свой первый калейдоскоп мне подарили года в четыре. Я не расставалась с ним ни на минуту. Эта игрушка была для меня самим волшебством откуда-то из сказки. Через маленький глазок я видела волшебные стеклянные замки, пышные сады и бескрайние поля с невиданными цветами и заколдованными животными. Естественно, мне захотелось узнать, откуда в столь миниатюрной трубе столько всего. И я разобрала ее... Моему разочарованию не было предела. Все волшебство заключалось в горстке цветных стекляшек и трех зеркалах. Сказка оказалось лишь оптическим обманом, моим воображением. Так может и все вокруг лишь иллюзия, лишь история, придуманная нами же? Нет, не верю. Не хочу верить. Просто эта труба оказалась самой обыкновенной, но есть и настоящая, волшебная.
Я тогда проспала более суток. Но ни поврежденное колено, ни вывих лучезапястного сустава, ни десятки ссадин и порезов, ни более тяжелые внутренние травмы — ничто так не кричало от боли и утопало в слезах, как душа. Пустота и страх... и больше ничего.
Со временем все зажило. Затянулись и исчезли все видимые последствия трагедии, которую не хотелось вспоминать, в которую не хотелось верить. День за днем, неделя за неделей я вычеркивала из памяти подробности. Довольно быстро заставила вернуться себя к прежней жизни (я же никому ничего не сказала). «Этого не было» вбивала я в свой мозг.
Но однажды ночью, где-то через полгода, раздался телефонный звонок.
— Алло.
— Помнишь, мы снимали фильм? Так вот, ты сыграла бездарно и все испортила. Его нужно переснять.
Это был Он. Это был его смех. С трубкой у уха я стояла полумертвая от ужаса. Даже когда смех сменили простые телефонные гудки, я, казалось, даже дышать боялась. Из оцепенения меня вывел голос моей девушки:
— Кто это звонит так поздно?
— Спи, ошиблись номером.
Пять лет... Вот уже пять лет я живу по полгода — от звонка до звонка. Его звонка. Всегда одно и то же: лишь голос в трубке, никаких последующих действий. Я уже реагирую не так эмоционально. Но... из памяти всплывает то, что так долго и упорно топилось и стиралось, заставляя вновь вспомнить, вновь пережить. С годами вспоминаются все большие подробности и разговора, который состоялся с Сергеем после моего пробуждения...
Солнечные лучи проникали в комнату даже через тяжелые шторы. От их не по-осеннему жарких прикосновений невозможно было укрыться. Остается лишь одно — проснуться. Все тело ломило, но в то же время оно было каким-то непослушным, не моим. Я боялась открывать глаза, я боялась увидеть продолжение кошмара. Но пришлось... Обстановка незнакомая. Напротив в кресле дремал Сергей. Значит я у него дома. Не привязанная и не в морге — уже праздник. Я попыталась подняться с кровати, но резкая боль в колене притормозила мою попытку. Я застонала, тем самым разбудив хозяина квартиры.
— Ты как?
— А ты как думаешь? Почему у меня язык чуть поворачивается и все тело ватное?
— Ленка тебе успокаивающее вколола. Все ссадины и порезы мы обработали. Руку и колено перевязали. Колено врачу покажи, там, вроде что-то серьезное. — Меня штормило, и Сергей сел рядом обнял и прижал к себе. Сопротивляться уже не было никаких сил. — Прости, я не успел...
— Нет, ты вовремя. Я уже с жизнью прощалась.
— Тебе нужно это пережить, перетерпеть. Но, пойми, помочь я тебе не смогу... Ты же знаешь, что когда-то Он закрыл меня собой от пули. Я обязан ему жизнью... и никогда не пойду против него, какой бы он сволочью не был. Все эти годы я присматривал за тобой, за вами. Наверное, боялся чего-то подобного. И не успел...
— Не прикасайся ко мне... Ты такой же, как и он. Почему ты мне сразу не сказал? Господи, какой же слепой и