удовольствием, смакуя и причмокивая, придерживая одной рукой шляпку на голове, другой основание члена своего раба. Видно как госпожа любит водить язычком вдоль ствола, облизывать огромную головку, плотно сжимая губами, насаживаться ртом на весь огромный член, проникая глубоко в горло, до рвотных позывов, и не дай бог холопу выстрелить сперму раньше времени, пока не прикажет госпожа. Тут же по её приказу его заковывали и присоединяли к пешим переселенцам.
Следом за её каретой (надо заметить, что ехать кому-либо спереди барской кареты строжайше запрещалось, дабы не поднимать пыль перед госпожой) двинулись несколько обозов доверху забитых господской поклажей, затем ехал дворовый люд, те кто находился в милости у госпожи ехал на лошадях, в обозах, иные пешем порядком.
После обозов с поклажей и личными вещами госпожи потянулась цепь крепостных, скованных меж собой цепью небольшими группами и с надетой на шею рогатиной. По бокам шли надсмотрщики-погонщики, тоже из крепостных, но тех, что покрепче и поусердней, за надзирательские функции коим было даровано послабление в виде дополнительных харчей и освобождений от цепей и рогатины. Преданность доказывали стукачеством и личной поркой провинившихся. Надо сказать, что строгую иерархию, порядок и покорность у своих крепостных юная госпожа выработала и организовала в короткие сроки и практически без привлечения правительственных войск. Всё держалось на страхе, доносительстве, основанном на желании отдельных крепостных выслужиться и получить таким образом дополнительные привилегии, и разумеется, на жесточайшей порке и различных иных наказаниях. Личная благосклонность госпожи была высшей наградой для любого из её слуг или рабынь, но как сильно она могла приблизить к себе так и резко оттолкнуть с самыми страшными последствиями. Об этом знали все и, однажды попав в милость, пуще всего боялись оказаться в немилости.
Тогда не жди пощады, не взирая на былые заслуги.
Вся эта армия переселенцев на новое место растянулась таким образом на несколько верст. От пыли и шума создавалось впечатление, что идет войско войной. Замыкали караван батраки, тянущие волоком бревна, из коих складывался в косую лапу дом для юной госпожи на время привала. Отдыхать, даже непродолжительное время, юная княжна предпочитает с полным комфортом.
Мне, своему законному, венчанному супругу, из бывших её крепостных холопов, если дорогой читатель помнит, было дозволено ехать в одной карете с молодой госпожой и моей женой. Во время минета мне было приказано смотреть на то, что делает моя дорогая супруга своему рабу. Так продолжалось около часа, после чего рабу супругой было приказано кончить мне на лицо. Супруге очень понравился юноша и ему было приказано ехать с нами.
Мне же было велено исполнять роль пуфика, и всю дорогу до первого привала моя спина служила подставкой для ног любовника моей жены, прекрасной и юной княжны Ирины. С каким удовольствием, когда придет время и супруга оттолкнет от себя этого самонадеянного молодого красавца, я самолично выпорю его батогами, а пока это не случилось — я его раб, раб любовника моей жены.
Первый привал решили организовать недалеко от города «С» н-ской губернии. Госпожа сняла номер в городе, остальным было велено располагаться на ночь в степи, недалеко от города. Глубокой ночью приказчик робко постучал в дверь нашего номера, где расположились я с супругой и её молодой любовник, я как раз заканчивал мыть любовника жены после его любовных утех с моей супругой.
— Мне бы... э... госпожу надобно видеть, — робко заговорил приказчик, — по неотложному делу.
— Княжна Ирина! — позвал я свою жену, — госпожа, Вас желают видеть по неотложному делу.
Прелестная госпожа в одной ночной рубашке, с растрепанными волосами, с негой во всём молодом её теле, только что хорошенько
