ярость, которой лучше не противостоять, иначе последствия могут стать ужасающими...
Ответная пощечина Молота была хоть и несильной, но хлёсткой, звонкой, и окончательно сломила волю женщины, в момент, сделав её послушной и податливой.
Первый раз Молот взял Вику прямо там, в холе офиса, просто развернув спиной, согнув в пояснице, и заставив упираться руками в стену.
Когда подол платья оказался закинут на спину, а трусики с жалостливым треском разорваны, она почувствовала, как сзади, в её неподготовленное влагалище настойчиво пытается войти твёрдый мужской член.
Пенис вторгся с усилием, только после того, как парень надавил на женщину всей массой своего мощного, спортивного тела, и Виктория вскрикнула от неприятного ощущения.
Уже потом, миллион раз, анализируя произошедшее, она пыталась понять, и не находила ответа, почему же это отвратительное пьяное насилие разбушевавшегося хулигана, перестало быть для неё таковым, практически сразу, с самого начала...
Пятый, может быть шестой толчок члена, и её щель увлажнилась, стала доступной, а боль стремительно переросла в возбуждение, страх, вдруг, сменился желанием.
Внутри Виктории запустился и заработал первобытный механизм вожделения, и она вмиг перестала быть женщиной двадцать первого века, превратившись в течную самку, которую берёт её грубый хозяин — варвар.
Заголосив от подкатившей истомы оргазма, Виктория чуть не упала, не в силах удерживаться на высоких каблуках, но женщину спасло то, что Молот поддерживал её, пришпиливая членом к стене, и пронзая, как бабочку, приколотую на картонный коллекционный лист.
Этот первый раз был быстрым...
Виктория обессилено присела на корточки, взглянула на своего насильника снизу вверх, и кротко, тихим голосом спросила:
— Можно теперь я пойду?
С мимолетной лаской, скользнувшая по её голове рука мужчины, тут же стала твёрдой, и властно вцепилась в белокурую женскую гриву.
— Ещё чего! Теперь будешь извиняться, сучка! Пойдем!
Молот двинулся в дежурку, потянув за собой Вику за волосы, и она, чтобы удержать равновесие на своих шпильках, быстро засеменила за ним вслед.
Вжавшийся в кресло, напуганный поведением своего напарника, Роман не знал, что делать, и плыл по течению, пока ещё оставаясь в роли немого наблюдателя.
Опустившись на потёртый диван, Молот потянулся за бутылкой, и новая порция алкоголя добавила ему куража.
— Снимай платье, тварь!
Разорванные трусики Виктории остались где-то в коридоре, и, сняв платье, она застыла перед мужчинами лишь в прозрачном бюстгальтере и кружевных чулках, сделавшись похожей на танцовщицу из варьете.
Теперь ничто в ней даже отдаленно не напоминало утонченную леди, но вместе с тем, женщина по-прежнему оставалась прекрасной.
Не первой юности, лишенная очарования невинности, намека на тайну, но вся ухоженная, спелая, сочная, она источала непристойную, порочную красоту настоящей, прожженной бляди.
Несвойственным для жертвы насилия движением, Виктория втянула и без того вполне плоский животик, постаралась встать так, чтобы подчеркнуть свои внушительные достоинства, и скрыть едва уловимые недостатки точеной фигуры.
— Ребята... Я была не права, что вам нахамила... Извините... Уже ночь... Я пойду, ладно? Я никому ничего не скажу, всё останется нашей тайной, хорошо?
Вид послушно стоящей, лепечущей жалкие оправдания, полуголой, соблазнительной, зрелой дамочки, вызвал у бесконтрольного Молота кривую плотоядную усмешку.
— Кто так извиняется, дрянь? Повторяй за мной: «я шлюха и пизда»!
— Я... шлюха и... и... и пизда...
— Приношу свои извинения уважаемым господам за своё блядское поведение!
— Приношу свои извинения... уважа... уважаемым... господам.... .. за своё блядское поведение...
Фразы и слова, которые заставлял произносить мужчина, выглядели так нелепо, наивно и по-детски, что Виктория почувствовала себя
