миссис Дейл часто выходит, чем-то озабоченная. А так сидит со мной на диване, слушая игру Эллен; её рука ищет мою и часто нежно пожимает её.
Гарри помогает Эллен, что позволяет мне часто поднимать голову и вытягивать губы словно для поцелуя ребяческим способом. Отказа этому я не вижу: она останавливает свой взгляд на моем рте, губы её чувственно полуоткрыты, но ей явно страшно в ответ явить мне бархат своего языка. Её часто бросает в дрожь и трепет, и мне очевидно, что она очень взволнована.
В течение дня у Гарри и меня была возможность обменяться мыслями. И я говорю ему:
— Убеждён, что твоя мать придёт ко мне этой ночью,. А если это случится, можешь быть уверен, останется у меня до рассвета. Советовал бы тебе понаблюдать за нею, и когда ты увидишь её выходящей из спальни, чтобы направиться ко мне, тогда сможешь проскользнуть в комнату своей кузины и добиться своей цели, но не забудь удалиться при первых лучах света. Если за это время твоя мать захочет оставить меня, я буду удерживать её ещё четверть часа, чтобы ты успел войти в свои в права с кузиной и возвратиться к себе в комнату. Советую также вот что. Поскольку, я уверен, ты заставишь свою кузину кровоточить, то подложи ей под задницу полотенце, а утром его надо будет убрать, чтобы уничтожить любые следы того, что могло бы соответствующим образом воспринято твоей матерью, А Эллен надо сказать, чтобы она по её возвращении притворилась глубоко спящей и ничего не помнящей, понятия не имеющей, отсутствовала ли та ночью.
Незадолго до десяти часов миссис Дейл заявляет:
— Полагаю, что моим детям пора отправляться в постель.
Я вслед за сыном и племянницей прошу поцелуя. Даёт его она и мне, причём весьма страстно, её губы кажется не желают оставить мои, а её руки сжимают меня в очень любящем объятии.
— Дорогая мама, — говорю я, — я всегда буду нежно любить вас.
— Мой дорогой мальчик, а я уже люблю вас, как если бы вы на самом деле мой сын.
И, обращаясь к сыну и племяннице, говорит:
— Идите в свои спальни, а я провожу Чарльза в его.
Я могу видеть, как она сильно дрожит, и явно рада чем-нибудь занять свои руки, например, переставить подсвечник, уменьшить свет, переворошить постельное бельё.
— Надеюсь, что вам будет спать здесь хорошо.
И снова возбуждённо и неистово обнимает меня. Я чувствую, что её язык хочет протолкнуться между моими губами. С большим трудом, но мне удаётся устоять. Наконец она оставляет меня, сказав:
— Прежде чем я сама отправлюсь в постель, я позволю себе взглянуть, насколько вам тут удобно.
— С вашей стороны это очень любезно, — отвечаю я. — Но уверяю вас, в этом нет никакой надобности. Я всегда засыпаю в тот же момент, как ложусь.
— Я рада этому, мой дорогой ребёнок, и тем не менее загляну. Вдруг в чужой постели вам трудно будет уснуть.
И опять обнимает меня, неистово прижимая к своей добротной и плотной груди, долго-долго целуя меня. И, наконец, оставляет с глубоким вздохом, пожелав спокойной ночи и закрыв дверь. Итак, она вроде бы удаляется. Я прислушиваюсь к её шагам, и мне кажется, что она резко останавливается. Мало того, я могу слышать, как она мягко крадётся назад, вероятно в надежде понаблюдать за моим раздеванием. Что ж, попотворствуем её любопытству. Я тороплюсь избавиться от своей одежды, но прежде чем надеть одну из ночных рубашек Гарри, которые приготовили для меня на кровати, поднимаю ночной горшок и поворачиваюсь фронтом к ключевому отверстию, совершенно голый, с петухом в руке. Это ещё полупетух, но когда я начинаю ссать, то потрясываю им, поднимаю ему голову, и раз или два потираю, и опять преднамеренно встряхиваю. Затем беру ночную рубашку и, обернувшись к свету, напяливаю её на себя, причём довольно неловко, чтобы дать время хорошенько увидеть мой дрекол в полной стоячке перед моим животом. После этого я задуваю
