большими, как арбузы, упругими грудями, строя глазки и ластясь, как кошка. — Поцелуй меня... Нет, не так... В губы... В рот...
Миша жадно поймал сладкие от душистой помады мягкие губы Альки, и «мокрый» затяжной поцелуй соединил мать и сына в одно целое. Их языки играли друг с другом в причудливую игру, а слюна стала общей. При этом руки сына по-хозяйски ощупывали материнскую пышную задницу, ее большие крепкие груди и живот, похожий на глобус. Они сосались долго и с удовольствием... Не выпуская мамочку из своих крепких объятий, особо никуда не торопясь, Михаил расстегнул Алин халатик, но не снял его и даже не стал расстегивать лифчик. Он оторвался от маминого сладкого рта и, собрав всю свою нерастраченную нежность, томно поцеловал ее в глубокую ложбину между грудями. Потом его губы снова вернулись к губам Альбины Валентиновны и тут он «дал волю рукам» — запустил ладонь в бюстгальтер, с трудом протиснув ее между упругой титькой и чашечкой бюстгальтера. Одной рукой он теребил крупный, почти что с фалангу пальца, материнский сосок, окруженный
большой (с блюдечко!) коричневой ареолой. Другой — залез под подол
халатика, смело лаская внутреннюю поверхность дебелых бабьих ляжек.
Михаил видел копну рыжих волос, которые становились тем реже, чем ниже они росли, и, наконец, терялись между белоснежных, словно мраморных, ляжек.
С каждой секундой его глаза все больше наполнялись сладострастием.
— А что между ними? — шептал он охрипшим от волнения голосом, показывая на ляжки.
— Тебе ли не знать, что там! Мое гнездышко! — задыхаясь, ответила мать. — Хочешь его увидеть?
— Да!!!
Альбина Валентиновна медленно раздвинула перед родным сыном бедра и
обнажила чудо, которое пряталось там. Под воздействием Мишиных дико
сверкающих от страсти взглядов у нее пошли по коже мурашки. Аля подтянула ноги к телу и раздвинула их еще шире.
— Как же ты прекрасна! — шептал сынок. При этом его рука, будто притянутая магнитом, легла на интимное место матери, нежно надавила на ставшую уже влажной половую щель и ласково теребила ее срамные губки.
— Ты... Ты сведешь меня с ума... — тихо застонала Альбина.
Она медленно начала двигать низом живота, чтобы войти в ритм движения
Мишиного пальца.
— Мишенька, я уже вся горячая... Я тебя хочу, — вновь простонала она. — Больше не в силах терпеть!
Волосы на лобке Альбины, ее породистая рыжая киска, припухшие губки
женского органа, широко раскрывшаяся половая щель, центр наслаждения —
крупный клитор — все это просто зачаровывало Михаила. Шаловливые
пальчики сына как-то незаметно, не встречая особенного сопротивления, проникли под шелковые ажурные трусики Альбины и уже во всю ласкали место, откуда он некогда появился на свет. Миша погладил материнский лобок, густо поросший курчавыми шелковистыми волосиками, и взялся за большие срамные губы, раздвигая половую щель. Едва он ввел указательный палец в устье влагалища, как сразу же нашел сладкую «ягодку» — крупный возбужденный клитор. Все тело Альбины Валентиновны сразу же покрылось мурашками. Она застонала, как сучка, готовая к случке. Мускулы ее женственных рук и еще более женственных ног непроизвольно сокращались.
Пальцы сыночка ныряли в половую щель, все глубже проникая во влагалище. Сначала один, потом два... и вот уже три пальца терзают крупную моложавую манду. Мама торопила Мишу судорожными движениями попки и нетерпеливым шепотом.
— Да, да,... да... Еще! Еще! Еще...
— Тебе нравится? Мама...
— Не «мама», а Алька... Зови меня Алька!
— Тебе нравится, Алька?
— Да... Мне нравится... Еще... Еще!
Губы Миши скользили по материнскому телу, целуя шею, плечи, открытые
полушария бесстыдно вырывающихся из бюстгальтера грудей. Рука его
быстро-быстро теребила клитор... Глаза
