горели, а джинсы оттопыривались в самом интересном месте так, что можно было опасаться за надежность молнии. У сына стоял на мать... И как стоял! Как кол! Альбина Валентиновна расслабилась в руках своего мальчика и стала похотливо, нетерпеливо поглядывать на Мишину ширинку. Алькино белое упругое тело сделалось мягким, как пластилин. Она повалилась вместе с сыном на диван и, постанывая от наслаждения, гладила его лицо, теребила волосы и целовала в плечи и соски...
А пальцы сына так и сновали туда-сюда... Алька забилась в исступлении. На глазах ее выступили слезы наслаждения и вожделения. Она тяжело дышала и постанывала. Терпеть дальше не было сил...
— Раздень меня! — взмолилась, взвыла она. — Возьми меня! Мне хорошо с
тобой... Я на все готова ради тебя. Я буду твоей женщиной и сделаю тебя самым счастливым мужчиной на свете. Если ты хочешь, я стану твоей шлюхой самой последней потаскухой... Я сделаю все, что ты пожелаешь! Бери меня...
— Ты будешь послушной девочкой? — спросил Миша, заглядывая Альбине
Валентиновне в глаза.
— Да... Да! Очень послушной... Ведь ты мой муж, мой владыка!
— А ты шлюха?
— Шлюха!
— Б... дь? (Миша первый раз употребил это слово при матери).
— Б... дь... (И у Альбины оно первый раз сорвалось с уст).
И сына, и мать в этот момент невероятно возбуждало это обидное и гадкое слово. Обоих буквально трясло... Его от появившейся вдруг
вседозволенности, от воплощения мечт, от того, что мама на самом деле
оказалась очень испорченной, развратной женщиной, от нарушения архаичного табу. Альбина Валентиновна истекала женским соком при одной лишь мысли, что она, всегда считавшая себя порядочной женщиной, в одночасье превратилась в самую натуральную потаскуху, что пальцы сына бесстыдно играют с ее сокровенным женским органом, что она теряет над собой контроль и хочет, очень хочет поскорее предаться самому разнузданному разврату.
— Мама... Ой... Аля! Ты такая сладкая, вкусная, ты мне так нравишься, —
сказала сын, глядя в похотливые глаза матери. — У тебя между ножек — очень красивая... розочка... С такими нежными лепестками... О, нет, я не нахожу слов! Мой член... Он очень хочет попасть в этот бутон...
— А я жду — не дождусь, когда ты натянешь эту «розу» на свою пипирку... — Мать сделала совершенно «мхатовскую» паузу, — Нет, дорогой... Не
пипирочку, а член... — Хочу его увидеть поскорее...
Алька провела ладонью по самому интересному месту сына, по ширинке, холму, где вставший пенис богатырски продавливал джинсовую ткань
— Мой мальчик! Засади его в свою женушку... В свою старую, но очень
любящую тебя супругу... Выполни свой «супружеский долг»...
Михаил ничего не стал отвечать матери — он молча расстегнул ширинку и
извлек свой огромный торчащий, как палка копченой колбасы, фаллос и
массивные яйца. Альбина Валентиновна нежно улыбнулась сыну, увидев это
сокровище, и взяла пенис в руку.
— Какой крепкий! — воскликнула она, — И какой большой! Я таких крупных
экземпляров даже не видела... Ой! какие яички... Они переполнены... Твои сперматозоиды просятся на волю. Надо их выпустить.
Альбина Валентиновна взяла в руку Мишин член и стала его потихоньку
дрочить. Другой рукой она ласкала разомлевшую мошонку и перекатывала
пальцами яички. Мама ласково водила рукой по эрегированному пенису вверх и вниз, приговаривая:
— Вот какого я себе жеребца вырастила! С таким серьезным инструментом
приятно и дело поиметь...
В сексе Алька и раньше (много-много лет назад!) никогда не торопилась, не любила слишком быстро переходить к соитиюию. Ей нравились долгие прелюдии, любовные игры, амурные мурлыкания, пикантные разговоры...
А Михаилу, понятно, хотелось ковать железо, пока горячо — побыстрее
овладеть матерью, загнать ей «по самые
