этого места. Так что нет, всё, что может хотеть танелонец, у меня есть, пока я иду в одну сторону с этими людьми.
— Сколько ты уже с ними?
— Четырежды день и ночь сменились в танелонском небе. Четырежды ... этот мирок обогнул своё светило. Четыре года.
— И всё это время ты ел, пил, шёл, спал и убивал?
— Да.
— И тебе этого довольно?
— Вполне.
— А как же женщина? Много ли женщин ты имел за это время?
Самсон широко улыбнулся, показывая набор острых резцов и огромные клыки.
— Двух. Ни одна человеческая самка не переживёт соитие с сыном Танелона. Так что на плотские утехи моя жизнь, увы, действительно скудна. Однажды мой путь и путь этих наёмников разошлись на некоторое время, солнце зашло, когда я заночевал возле соляного озера. В ту ночь на огонь моего костра вышла сентаури. Её лоно оказалось достаточно большим и прочным, чтобы мы оба хорошо провели время. Мои же руки оказались достаточно длинны, чтобы ласкать её груди, не прекращая вгонять придаток до основания. — Самсон вздохнул, с удовольствием припоминая тот случай в деталях.
— Это омерзительно. — Симпатичная мордашка остроухой женщины на миг сморщилась в гримасе, но в глазах блестели искорки живого интереса. — Сношаться с лошадью!
— Ты ханжа, женщина! — заключил Самсон. — Сентаури такие же думающие и чувствующие твари, как и все, что способны осмысленно говорить. Ей хотелось ласки, я хотел облегчить свою ношу, и ощущения были прекрасны! Тугие мышцы её внутренностей так и сжимали меня! А когда по ним пробегали спазмы наслаждения... Второй раз был когда мы встали на зимовку в Аригбурге. Небольшой город, каменные стены, около девяти тысяч душ народу. Отряд задержался в Винзоне, зачищая старые копи от сикатуров, решивших основать там колонию. А земли то были приграничные, от города до города неделя пути конному, что уж про пеших говорить. Зима. Один снегопад — и снега мне по пуп, о том, чтобы идти куда-то и думать не стоило, я-то пройду, а люди помрут как в морду дать. Мы встали в Аригбурге. Но там много кто устраивался на зимовку. Люди шатались по кормильням, проматывали жалование, веселились. В одном заведении я встретил шумную компанию. Разношёрстные типы, среди них была и троллиха... Вижу, что дальше тебе слушать не хочется?
— Тролли бездумные и бессмысленные великаны, варвары, полные желания разрушать...
— Да, прямо как танелонцы. И хотя у неё было немного больше волос на руках и ногах... Я сношал её пока не расцвели почки и не запели эти птички... вкусные такие. То была отличная зима два года назад.
Самсон вздохнул, вспоминая то время. Танелонцы не были очень религиозными ни в чём, что не касалось войны, зато обычаям они следовали свято. Один обычай ясно давал им понять, что не стоит проливать семя на землю или снег. Говоря иными словами, никакого сексуального экстаза без полового акта. Ему не хватало этого. Даже не имея постоянной женщины дома, нет-нет, да и можно было получить кусочек сладкого. Вне Танелона существ, способных выдержать напор Самсона, было крайне мало.
— Мы — дар, — сказал эльфка.
— Эльфский шовинизм? Считаете, что без вас мир бы не стоял?
— Без нас многое бы не встало. Но нет, сейчас я говорю о нас двоих. Мы — дар тебе. Наш господин, в беспредельной своей щедрости дарит нас двоих тебе в услужение и безграничное владение за спасение его жизни.
С минуту Самсон разглядывал «дар», а потом внезапно громыхнул раскат его хохота. Отсмеявшись, гигант плеснул водой себе в лицо, смывая испарину и слёзы.
— Дар? Вы? Мне? Скажите, долгожители, что мне с вами делать? На кой вы мне сдались?
— Так выходит, что кроме плотских утех тебе ничего не нужно, хозяин. Мы можем дать тебе их! — невозмутимо ответствовала эльфка.
— Да если я натяну тебя на свой придаток, ты
