... он добивается? Переводит на него, на Андрея, стрелки — стыдно за вчерашнее? Ну, перевёл он стрелки: «я не я, и не хата не моя»... дальше-то что? Стрелки перевёл, и — будь ведомым... или он, Никита, вообще не хочет — трах по-трезвому ему не в тему? Или он, может, чего-то боится — чего-то опасается?
— С кем я трахался? — с недоумением глядя Андрею в глаза, озадаченно проговорил Никита, снова сбивая Андрея с толку — сбивая не столько содержанием вопроса, сколько той интонацией, с какой он вопрос свой проговорил: в голосе Никиты было удивление, недоумение, озадаченность, и всё это было совершенно искреннее, неподдельное... разве можно так хорошо играть?
— Никита! Хуля ты... хуля дурака валяешь — целку изображаешь?
Андрей, стараясь подавить в себе невольное раздражение, хотел добавить что-то ещё, и вдруг, глядя на Никиту, запнулся — внезапная догадка осенила Андрея... с ним, с Андреем, однажды случилась история — была история... да, была такая история: он учился на первом курсе, и однажды на дне рождении однокурсника он, Андрей, перебрал — напился так, что, проснувшись на другой день, он не помнил ничего... ну, то есть, абсолютно ничего — в памяти был полный провал, и он, Андрей, тогда ещё сильно испугался, и испугался не на шутку... чем закончился тот вечер, как и с кем он добирался до снимаемой им квартиры, что и кому он говорил, что делал — всё это было стёрто в памяти... не размазано, а именно стёрто, обнулено, и оставалось лишь уповать на то, что он, будучи пьяным, ничего т а к о г о не сделал... день рождения у однокурсника был в субботу, и весь воскресный день Андрей промаялся, не находя себе места — абсолютно ничего не зная про своё поведение... в понедельник он шел в универ, готовый ко всему, и настроение было... настроение было — хоть вешайся, но, к счастью, всё тогда обошлось — он ничего т а к о г о, будучи пьяным, не сделал, ничего т а к о г о не натворил... в ведь мог бы, ещё как мог бы!
— Никита, постой... да не вырывайся ты — никто тебя здесь насиловать не будет! — Андрей, крепко сжав Никитины запястья, вдавил его руки в матрас, тем сам лишая Никиту возможности активно сопротивляться. — Подожди, Никита, не дёргайся... — прижимая руки лежащего на спине Никиты к постели — с силой вдавливаясь пахом в пах парня, Андрей приподнял голову, внимательно глядя Никите в глаза. — Никита, ты что... ты — ничего не помнишь? Что было ночью... не помнишь?
— Что было ночью? — словно эхо, отозвался Никита, вопросительно глядя на Андрея снизу вверх; вопрос Андрея прозвучал для Никиты неожиданно, и Никита, лёжа под Андреем, невольно расслабился, стараясь сообразить, признаваться ему или нет в том, что он действительно ничего... он действительно ничего не помнит!
— Это я тебя спрашиваю... ты помнишь, как мы сюда попали? — Андрей смотрел на Никиту внимательно, даже пристально, ища подтверждение своей догадке. — Ну... как мы сюда попали?
— А где мы?
Никита спросил «А где мы?», причем, спросил-произнёс он это совершенно непроизвольно — вопрос у Никиты вырвался сам собой, и Андрею стало всё понятно... ну, блин, дела! Никита совсем ничего не помнит — и потому он вырывается, отталкивает его, Андрея, от себя... он, Никита, ничего не помнит!... Секунду-другую Андрей неотрывно смотрел Никите в глаза, стараясь сообразить, в чем «плюсы», а в чём «минусы» этой новой — непредвиденно возникшей — ситуации... он, Никита, ничего не помнит... ай да Никита! Натрахался всласть — и снова девственник, снова целка: я не я, и не хата не моя... вот так случай! Поди докажи, что здесь было, а чего не было... Андрей, вдавливаясь членом в Никитин пах, смотрел на Никиту, лихорадочно соображая... «плюс» был в том, что Никита — голый, возбуждённый — у ж е был в постели... в этом был «плюс», и «плюс» несомненный! А «минус»?"Минус»