— казался ему невероятно возбуждающим. И он уже чувствовал, как его член снова наливается силой, каменеет, словно, это и не он минуты назад залил мамочку своим семенем.
— Мам... , — начал он было, — я был так возбуждён... Ты такая красивая..
— Помолчи, Игорь! — осекла его мать, — ты глава семьи!!! И даже если ты заставил свою мать взять в рот, охальник, свой член, — это не повод называть свою мать шлюхой и говорить ей подобные вещи! Пока ты не свершил надо мной Таинства, я твоя мать! И, вообще, — взвизгнула мама и топнула босой, — пока ты не свершил Таинства, — не смей прикасаться ко мне своей каланчой!
Игорь оторопел:
— Мам, а что всё дело в этом твоём обряде!? И тогда, я буду волен делать, что угодно?
Мама зло выдохнула
— Это закон Оленича! Ты глава семьи, Игорь! Я в твоей руке! Но я твоя мать. Но ты можешь свершить надо мной Таинство по моей воле, или без неё. Это твоё право. Если я не подчинюсь, я должна уйти из семьи. После Таинства ты волен делать со мной всё что годно...
— Мама, — Игорь посмотрел на неё, — ты же не уйдёшь из семьи?
Мама опустила голову:
— Ты не можешь этого спрашивать, сын. Ты можешь свершить надо мной Таинство. Но потом мне решать, — подчиниться или уйти.
— Нет. я хочу знать. Мама, ты уйдёшь?
Мама молчала. И он снова повторил свой вопрос.
— Наверное, я предпочла бы остаться твоей матерью, а не наложницей... Но я никогда не уйду от девочек и тебя... Вы моя семья... Вы всё, что есть у меня..
Игорь улыбнулся. И поднялся на ноги. Его плоть была снова возбуждена. Мама даже всхлипнула, и испуганно, попятилась..
Игорь взял в руку шнуры.
— На колени, мама!
*****
Он дал ей всё же отсрочку. Небольшую. Она хотела помолиться. Своим Старым Богам, испросить и их блага. Игорь не хотел этого делать, дико хотел её, но мать опять смерила его ледяным взором и сын отступил. В глубине души мама всё ещё оставалась язычницей. И вот, пока он в прохладном предбаннике пил холодный квас, распалённый и возбуждённый, злой на мать из-за этого ожидания, мама в своей почивальне, в доме втихомолку разговаривала со своими духами лес. А Игорь всё накручивал себя.
Когда мама вернулась, он уже был зол, словно, голодный лев, в клетке. Мама сразу почувствовала его настроение. Торопливо скинув с себя рубаху, ничего не говоря, она скользнула в парилку. Сын со стоящем членом, словно, с копьём наперевес шагнул следом.
— На колени, мама! — рыкнул коротко он второй раз за этот день.
И вот со связанными руками и ногами, она стоит на коленях. Иногда тихо подсказывает, что нужно правильно делать или говорить. На словах обряд казался гораздо легче. Мама была щепетильна и строга во всех мелочах, часто заставляя повторять некоторые жесты или слова. Она хотела быть УВЕРЕННОЙ, что становится наложницей сына законно и с Высшего соизволения. И вот сын наносит матери три удара плетью... Один за другим. Мама даже не вскрикивает, хотя ей больно, она закусила губу, плеть оставила на её молочной коже три ярких красных следа.
Вот рука сына с оберегом матери в кулаке ложится на материнское лоно, что дало ему жизнь. Мама чуть не плачет, Игорь тоже разволновался. Перед мамой и небом он отказывается боле считать это лоно священным для себя. Потом его рука легла на материнскую грудь, что вскормила его.
И вот он на коленях перед матерью, лежащей перед ним связанной по рукам и ногам на бревенчатом полу. Он готов принести ей клятву, что признает её детей (хоть и не рождённых в освящённом венчанием браке) своими законными детьми и наследниками.
— У нас будут дети? — спрашивает его мать, — намерен ли ты орошать меня своим семенем? Или быть может тебе будет достаточно любовных утех со мной?
Мама испытующе смотрит на него.... Конечно, она видит, что он невероятно распалён, и до дрожи жаждет её, что сын
