именно этот остров, потому что он мог дать большую защиту, чем любые стены крепости или города.
С тех пор минуло много времён. Не раз война прокатывала ... через эти края, выжигая и разоряя дотла окрест лежащие деревни и города. Немало воинов рода гибло в этих войнах, но никогда нога врага не ступала на берег Оленича, ибо сделать это было совсем непросто. Берега Оленича обрамляли мощные стены, а сами оленичи слыли в округе умелыми стрелками. Взять поселение штурмом, значило положить здесь немало воинов. Но покуда ни один ворог не прельстился Оленичем настолько, чтобы решиться на такое. Так оно и повелось. Оленичи жили, развивались, распахивали поля по обоим берегам Исхры, разводили скот, ловили рыбу, добывали мёд, делали вино и ткани, торговали, богатели, исправно служили князьям, в чьей руке им доводилось быть, но в лихие годы всегда могли отсидеться на своём острове. Скоро Оленичи уж разрослись до нескольких сот дворов.
Киевские князья со временем стали уделять особое внимание Оленичам, назначая из здешних окрестных тысяцких, доверяя им сбор оброка с соседних земель, его хранение и передачу в княжескую казну.
Шли поколения славянские роды, что жили по соседству с Оленичами смешивались, рассеивались по Киевской земле, теряя родовую родственность и корни, чувствуя себя уже больше РУССАМИ, нежели членами какого-то маленького рода. Но не Оленичи. То ли потому что, оленичи были заперты на своём острове от внешнего мира, живя здесь крайне обособленно по славянским меркам, или потому что, старейшины рода привыкли держаться так обособленно и настороженно с другими славянами, но оленичи никогда не чувствовали себя частью большого славянского союза, именуемого РУССАМИ или РУСИЧАМИ. Хоть и служили они верно киевским князьям, посылали своих сынов в их дружины, когда князья ходили воевать, и помогали оборонять Киевскую Русь от ворогов, и вроде бы сами были славянами, и по виду ничем не отличались от других славян, и были они такие же крещённые, православные, но в душе они всегда оставались оленичами, — и своих старейшин ставили превыше хоть самого киевского князя, а законы рода выше законов Киевской Руси.
Так оно и шло из поколения в поколение. За эти поколения только дважды старейшины Оленича пошли навстречу внешнему миру. Первый раз, когда приняли православное крещение и пожгли своё перуново капище. Но тут уж никак. Слишком уж крут был на расправу князь Владимир с противниками строить храмы Христа. Храм возвели огромный белокаменный с медными куполами, но с той поры все священники в этом храме были только из старейшин Оленича. Митрополит Киевский с этим предпочитал не спорить, ведь оленичи были истыми христианами и приносили в церковную казну щедрую десятину.
Второй раз это случилось, когда старейшины запретили мужчинам брать себе в жёны женщин из оленичей. Но тут уж ничего ни попишешь. Старейшины боялись кровосмешения. За многие поколения на острове все стали друг другу чуть ли не двоюродными братьями и сёстрами.
В тот год Игорю исполнилось пятнадцать. В тот год на Киевскую Русь пришли половцы... Старейшины Оленича в своих летописях назвали этот год Чёрным.
*****
Игорь не знал, что делать. То ли гордится свои ратным подвигом и похвалой самого тысяцкого Микулы, то ли радоваться тому, что тысяцкий сдержал своё слово, не смотря на юный возраст Игоря и выделил обещанную долю, которую обещал воину, что выследит отряд поганых..
Сеча была жуткая. Половцы рубились не за жизнь, и не собирались отступать, хоть руссы и накатились на них внезапно из темноты. Там у реки почти всех поганых и порубили. Игорю в этом бою тоже досталось. Не сильно, но всё же болезненно. Вражеская сабля неверно отражённая самим Игорем скользнула по его груди, прорубила кольчугу (спасибо оленичам, — своих сыновей на ратное дело без доспеха никогда не отпускали) и оставила рану через половину
