был рад.
— Банька истоплена, мам?, — требовательно спросил он.
Мать подняла заплаканное лицо, отчего-то снова испуганно взглянула на него, словно почуяла мысли сына.
— Да.... .. я говорила Агафье, — тихо сказала она. Игорь ласково потрепал её по щеке.
Он осторожно взял её лицо в свои ладони... Его сердце билось, словно молот в наковальне, а в висках предательски шумело. Медленно он приблизил своё лицо к её лицу, к её алым сочным пухлым губам.
Потом, вспоминая, их первый поцелуй, он никак не мог даже самому себе объяснить, как это всё вышло и почему он всё-таки решился на это. Скорее всего, потому, что только теперь был уверен, что мама отпора не даст. Хотя, он мог бы поклясться, что за миг до этого у него и в мыслях не было целовать мать. Одному Богу ведомо, кто из них двоих удивился больше, когда, Игорь впился в губы матери долгим, требовательным поцелуем,...
Мама вздрогнула... Потому, что это не был целомудренный поцелуй сына, как целуют сыновья матерей перед сном, желая им спокойной ночи. Это был поцелуй мужчины, страстно желавшего женщину, которую он целует. Мама было попыталась отвернуть голову, испуганно взглянула на сына... Но в голове у Игоря шумело, словно, море в шторм. Как будто снова он был изрядно пьян... Он испытывал такое дикое безумное возбуждение... К своей матери. И знал, что более ему не придётся подавлять в себе или срывать от неё своё вожделение. Вожделение её тела, её ласк. И лишь от одной этой мыли, внезапной и неожиданной, осознания того, что мать полностью в его власти, что даже законы Оленича не спасут, оказывается, её от его страсти, — он едва не вознёсся к самому пику возбуждения.
Игорь целовал маму страстно, пылко, запустив язык глубоко в её рот. Мама покорно позволяла целовать себя. Сама, впрочем, никак не отвечая сыну взаимностью.
Наконец, найдя в себе силы, Игорь оторвался от матери. Голова кружилась. Мама снова опустила голову, её щёки опять горели.
— Мам, пойдём — ка в баньку... , — хмыкнул, уверенный в своей власти над ней сын, — попаришь меня... Здесь нам могут помешать... А нам много чего нужно обсудить друг с другом.
Он отстранил мать, и уже не испытывая никакого стеснения перед ней, поднялся с постели. Возбуждённый член аж шлёпнулся о его живот... Мама, поникшая, со слезами на глазах, торопливо поднялась на ноги, с неприкрытым страхом глядя на член Игоря.
— Мам, давай, бегом в баньку. Подготовь там всё. Я скоро буду.
Мама послушно тут же, чуть ли не выбежала из светлицы.
Он глубоко вздохнул, переводя дух. Разные мысли упорно лезли в голову, но он гнал их прочь. Нет... Не хотел он ни о чём сейчас думать... А то ещё совесть замучает, или маму станет жалко... Нет, он станет обо всё этом думать потом. Когда в полной мере насладится мамой. Тогда он станет её жалеть, терзаться муками совести и прочее. Потом...
*****
В бане горела лампада. Из парилки доносился аромат благовоний, которыми мама уже прыснула на угли. Сама она, голенькая, стояла в углу предбанника. Её сарафан, аккуратно сложенный, лежал на полке. В руках мама держала большое шерстяное полотенце, которым она прикрывала наготу.
Игорь хмыкнул. Скинул с себя накидку, которую набросил, чтобы дойти до бани. Кивнул матери на дверь парилки.
— Мам, чего стоишь? Пошли..
Она нерешительно попятилась бочком вдоль стенки к парилке, но лёгкий окрик сына остановил его:
— Мам, да на кой ляд тебе полотенце в парилке-то?, — он широко улыбнулся, — перестань тут строить из себя монашку...
Мама замерла. Её белые плечи дёрнулись. Медленно отняла руки от себя и полотенце скользнув по её телу, упало на бревенчатый пол.
Нагота матери ослепила сына. Высокая тяжёлая упругая молочнобелая грудь с большими тёмными сосками волнительно вздымалась и опускалась, — мама тяжело дышала. Длинные стройные ножки, упругий животик, покатые высокие бёдра и
