о бархатную кожу. О бедро, о ягодицу. Сам уже весь в масле. Распалился. Буйствую. Едва не отрываю пирсинг из соска. Кричит. Я хищник, почувствовавший запах крови.
Рывком переворачиваю жертву. Грубо хватаю за горло. Рычу:
— Или я тебя изнасилую, или задушу, а потом изнасилую.
Подействовало. Руки в кулачках еще прикрывают груди, но не сопротивляется. Из глаз текут слезы, коралловые губы плаксиво кривятся. Дышит заполошно, грудь так и ходит.
Симпатичная. Сейчас разглядел. По Интернету на другое смотрел, на лицо как-то и не обратил внимания. И без макияжа хороша. Залюбовался. Даже Малыш, крепко прижатый к упругому бедру, присмирел, не торопит меня куда-нибудь воткнуться.
— Будешь послушной девочкой, ничего страшного не случится.
Пытаюсь проникнуть ладонью между ног. Бедра крепко сжаты. Из глаз новая порция слез брызнула.
— Пожалуйста, не надо!
— Ну, все достала. — Рычу. Хватаю за горло. Перекрываю кислород. Девчонка хватается за запястье, бьется подо мной, доставляя Малышу неописуемое наслаждение дерганием.
Ослабляю хватку.
— Пожалуйста! Я согласна. Я сделаю все, только не убивайте!
Переборщил? Да и хрен с ним.
Уточняю:
— Все-все?
Кивает.
— С прилежанием? С усердием? Учти, если что не так... А уж если бежать попытаешься, тебя ничего не спасет.
Все время кивает и скулит.
Я отпускаю девчонку. Лежит, не шевелится.
— Руки опусти по швам.
Наконец могу любоваться аппетитными округлостями. Проколотые соски просто чудо, так и хочется языком поиграть с колечками.
Дикий зверь во мне уже требует ворваться, насадить ставшее покорным телом, порвать его к ебени матери.
— Ноги раздвинь!
Наваливаюсь, нетерпеливо тыкаюсь набухшей головкой в нежную промежность.
— Ноги подними, что ты, как не родная!
Пытаюсь войти, помогаю пальцами. Всем весом навалился. Девчонка только дергается, когда я слишком жестко с ее губками. Совершенно сухая. Даже масло на члене не помогает.
Встаю. На коленях — к лицу. Член нависает, просится в пухлые губки.
В серых глазах ужас. Но покорно открывает ротик. С видом, словно на голгофу. Изнемогая, смотрю. Скорчилась в неудобной позе на локте, склонилась, светловолосая головка туда-сюда.
— Слюны побольше! Самой легче будет!
— Яйца вылижи!
— Языком по головке!
Мычу от всепоглощающих ощущений. Все выполняет. Не отлынивает. Губки и язык причиняют мне такое наслаждение, что едва не кончаю прямо в услужливый ротик.
Выдергиваю член.
— Плюнь на головку!
Плюет с удовольствием, мстительно.
Усмехаюсь, вновь занимаю положение между раздвинутыми ногами.
— Ноги вертикально вверх! Пизденку раздвинь пальчиками.
Раздвигает. Лицо отворачивает. Второй рукой прикрывает глаза. Прямо вселенская скорбь. Это выше груди. Ниже — самка, покорно ожидающая самца. Ноги в гору, маленькие ступни почти вровень с соцветиями иван-чая.
Вхожу в вожделенную дырку. С трудом, с силой. Кажется, губки заворачиваются внутрь вместе со стволом. Закидывает голову, теменем в землю, изящный подбородок вверх. Страдальческая гримаска. Я выше. Нависаю в упоре лежа, вижу и слезинку из уголка глаз, и закушенную губу. Но молчит, покорно распластавшись подо мной. Кончики грудей едва касаются моей кожи. Начинаю двигаться, с удовольствием проводя телом по соскам.
Двигаюсь медленно. Колечко пизденки охватывает очень плотно. Каждое движение — стенки едва пропускают меня. Хочется долбить, засаживать в покорное тело. Но не тороплюсь. Боюсь порвать ей что-нибудь. Да и себе тоже. Надеюсь, моя смазка вот-вот облегчит.
Пережидаю.
— Как тебя зовут-то?
Удивленный взгляд из-под длинных ресниц. Не знакомилась ни с кем, девочка, когда тебя уже имеют? Ну,... все бывает в первый раз. Я ж не сволочь какая, трахнуть женщину и даже имени не
