— Спасибо, что так внимательны к моей озабоченности. Побережём пока мои силёнки. Они, надеюсь, ещё нам пригодятся... Но объясните мне откровенно вот что. Вы уже достаточно взрослые женщины, были наверно за мужем, может быть рожали, имели других мужиков. Но у меня такое впечатление, будто вы в глаза не видели мужской инструмент, а уж в том, что вам не приходилось держать его в своей руке, я не сомневаюсь.
— Чего ж тут удивительного, — отвечает Аня. — Мы женщины поря-дочные, во всяком случае такими себя считаем, мужикам своим вер-ны, и то, чем занимаемся с ними ночью, считаем делом... как бы тебе сказать...
— Интимным.
— Вот именно. Об этом не принято говорить вслух. А тем более нельзя заниматься им на виду посторонних.
— А как же вы этим делом занимаетесь здесь вчетвером?
— Мы уже давно не посторонние. Мы как сёстры. Но и то, не занимаемся этим на глазах друг у друга, стараемся обходиться без лишнего шума, сдерживать себя.
— И не делитесь впечатлениями, не обсуждаете между собою дос-тоинства и недостатки своих мужиков, не говорите об удачных или неудачных ночах? Не поверю.
— Говорим, говорим. Например, сегодня перед самым твоим приходом. Но в общих словах, не вдаваясь в подробности.
— Что-то вроде того, что вот, мол, сегодня мой совсем достал меня, — пробует пояснить Шура.
— Или, наоборот, что де напился в сосиску и на мужика не был по-хож, тыкался, тыкался без пользы, а потом храпел до утра, — вдруг осмеливается откровенничать Аня.
— И у тебя не возникало желания помочь ему в таком затрудни-тельном случае?
— Желание-то всегда почти есть. Да что толку, если у него не стоит? Может, кого-то отодрал уже на стороне...
— Или напился где-то в стельку, — поправляет Шура.
— Да как же так? Ведь столько средств для этого существует под-ручных. Ручки свои не надо жалеть, поработать ими, лаской и заботой придать мужику новых сил. Неужели вы никогда не пробовали прибегать к этому средству?
— Прости нас, но мы не бляди какие-нибудь, чтобы дрочить, а бабы честные.
— Дурные вы, хоть и честные! Слово «дрочить» означает не только «вздымать», «вздувать», «подымать», «подвысить», но и «нежить и тешить», «ласкать», «баловать любя», «холить и лелеять». Чем блядь и держит мужика, как ни умением, ласкою? И обнимет, причём не только за плечи. И поцелует, опять-таки не только в губы. А себя, что, так и никогда не пробовали дрочить, не предавались онанизму? Хотя бы, когда были маленькими?
— Ну, ты скажешь тоже!... Впадали в такую срамоту и когда в девках ходили, и когда мужика долго нет. Но ведь всегда знали, что это стыд, против природы, а значит грешно.
— Вы в бога-то верите?
— Крещёные вроде бы, да церкви тут нет, молиться и грехи замаливать негде, да и некогда, — отвечает Шура.
— Да не против это природы, а потому и не грешно! Ну какая скверна может быть в том, чтобы должным образом подготовить себя и своего партнёра к соитию? Вот ты, Аня, говорила с разочарованием и, как мне показалось, даже с озлоблением, что случается — потычет, потычет и храпеть заваливается. А ты хотя бы раз помогла ему, чтобы не зря тыкался? Ведь всё очень просто — берёшь его аккуратно за эту самую тыкалку и суёшь её себе в жаждущую тыковку... Не говоря уже о том, чтобы прежде поцеловать кончик, полизать его и даже пососать?
— Ты что? Не бляди мы, говорят тебе! — повторяет Аня.
— Тёмные ... вы, вот кто! И вас никогда никто там не целовал? А пальцем-то хоть в состояние полной боевой готовности приводили? Или сразу тычут тыкалкой?
— Поцелует, облапит и сразу тычет. А как иначе?
— Можно и иначе, Аня. Показать как? Поцеловал в губы... Вот так... Потом ещё... Потом в ушко...
— Ой, да щекотно же!
— Потом опять в губы... А свободными
