стыдно.
— Ну не плачь! Чего ж заренее? Давай, ложись животом на стол и подставляй попу. Я щас.
И он пошел в соседнюю комнату за ремнем. Есть у нас специальный ремень такой, для экзекуций. Не узкий, не широкий, плоская плетеная косичка, Саша его специально для этого купил. Вернулся он быстро.
— Что стоишь, носом шмыгаешь? Давай-давай! Быстро попой кверху. — Строго говорит, знает, что сама я не лягу, меня заставлять надо, нежности тут неуместны.
Как всегда я теряюсь, в животе холод, страх, стыд! Подхожу на ватных ногах к столу, смотрю на Сашу.
— Пожалуйста... прости...
— Выпорю — прощу, — как всегда, говорит Саша. Ложись. Задери юбку, спусти трусы.
Я ложусь животом на край стола, дрожащими руками поднимаю юбку, потом спускаю трусики... прячу руки под живот...
Первый удар обжигает кожу, больно!
— Будешь опаздывать?
— Нет!!!
— Будешь внимательной?
— Да!!!
Саша бьет размеренно, сильно, это настоящая порка, мне очень больно, хочется убежать или хотя бы прикрыть попу руками, но я знаю, что надо терпеть, только так я избавлюсь от чувства вины...
Пять... шесть...
— Саша... ! Сашенька! Не надо... ! Прошу... !
Саша останавливается:
— Я только начал!
И дальше сечет.
— Терпи, хулиганка! Как хулиганть... так первая!...
А как отвечать... так последняя!...
Одинадцатый... двенадцатый... Сколько там еще!... Пятнадцать! Только половина еще! Плачу навзрыд... Двадцать! Остановился.
— Ишь, какое красное все! — Гладит по попе. Я плачу тише. — Жалко мне тебя. Давай последние пять, и все.
Я всхлипываю.
— Хорошо, — шепчу. Я благодарна и за передышку, и за прощенные 5 ударов. Больно, больно получать по напоротому месту ремнем, но, памятуя о снисхождении, стараюсь плакать потише. Двадцать пять!
— Ну вот и все! Саша меня обнимает, помогает подняться со стола, я плачу стоя, не рискуя сесть, Саша гладит меня по голове, по спине, целует мокрое лицо, вытирает мне слезы.
— Ну все, все, не плачь, ты молодец, ты храбрая девочка!
Я сквозь слезы улыбаюсь.
— Квиты?
— Квиты!
