Когда солнце зашло и дневная духота сменилась вечерней прохладой, я развел костёр на площадке около дома и притащил из погреба немного картошки. Огонь тихонько похрустывал ветками, сухие травинки в пламени сворачивались в горящих червячков... Я поднялся и пошёл в дом за книжкой.
У забора я увидел тётю Таню, идущую к общему колодцу за водой. Днём я то и дело разглядывал её, пока она в одном купальнике копошилась на своём огороде: невысокая, средних лет женщина с пронзительно красивыми глазами. Мы поздоровались и я помог ей достать воды из колодца.
Я рассказал ей, что уже закончил первый курс, что мои родители отправили меня сюда из города, по их словам, чтоб я поливал огород, но скорее чтобы не портил глаза за компьютером. Она засмеялась.
— — Идёмте к костру, тёть Таня? Картошки напечём. Одному знаете как скучно её есть?
— — Называй меня просто Таня, не такая уж я тебе и тётя.
Она прошла за мной на участок и мы сели на скамеечку возле костра. Скамеечка у нас была одна и совсем короткая, так что сидеть пришлось близко-близко. Огонь очаровал нас на несколько долгих минут — — мы молча смотрели на языки пламени и думали каждый о своём. Её лёгкое летнее платье в цветочек едва закрывало колени, а ноги казались ещё более загорелыми в отблесках костра.
Мне хотелось рассматривать её волосы и плечи, но мы сидели так близко, что это было практически невозможно. Вместо это я исподтишка разглядывал её округлые коленки и её руки — — обычные женские руки, нежные, светлые, усталые от дневной работы. Костёр трещал, где-то в траве пели сверчки, а в остальном во всём посёлке было тихо-тихо...
Таня спросила меня о чём-то и я отвлёкся, снова рассказывая про свой институт, общежитие и однокурсников. Рассказал типичную общажную историю и Таня негромко засмеялась, отстранённо глядя в костёр.
— — А что, девчонок много у вас в группе? — — спросила она.
— — Всего две, — — посетовал я. — — Да и на всем потоке всего дюжина девчонок, не больше. Ссоримся из-за них, ой-ой-ой...
Я соврал — — мы ни разу не ссорились из-за однокурсниц, но мне казалось, что Тане хочется это услышать. Она задумалась.
— — А у нас в универе было всё наоборот. У нас мальчишек и было-то всего семеро. — — Она помолчала. — — Мы тогда все из-за них переругались сразу на первом курсе, вообще никто ни с кем не дружил, по-моему.
Настала моя очередь улыбаться, но Тане, казалось, было совсем не смешно. Она замолчала и уставилась в огонь. Я не знал, что сказать, и тоже замолк. А через мгновение мне показалось, что я услышал всхлип. Я покосился на танино лицо: её глаза блестели, и две крупные слезы скатились по щекам... Она снова всхлипнула.
— — Таня, что такое? — — Я заволновался. — — Таня?
Она вдруг разревелась в голос, и я не нашёл ничего лучше, чем прижать её к себе.
— — Таня, Танечка, всё в порядке. Таня... Танюша...
Она плакала, уткнувшись мне в плечо, а я обнимал её за плечи и чувствовал, как всё её тело содрогается от рыданий. Уж не знаю, что такое она вспомнила, но эта странная ситуация совершенно выбила меня из колеи. Я гладил её по спине и по волосам, с робостью касался открытых плеч и без устали бормотал её имя.
Таня всё не успокаивалась, и тогда я сделал глупость, которая мне в тот момент казалась единственно правильной. Я оторвал плачущую женщину от своего плеча, заглянул в зарёванные глаза и прижался губами к её мокрым от слёз губам. Какой уж там поцелуй, просто приклеился к ним своими и всё.
Её глаза широко раскрылись и она на мгновение прекратила всхлипывать. Её рот чуть приоткрылся и я машинально продолжил поцелуй, захватив губами её верхнюю губу. Её губы были горячи от жара костра и чуть солоноваты от слёз. И тут вдруг я осознал всю наглость и неуместность того, что делаю, и всё моё тело чуть ли не затряслось от ужаса.
