провозгласил он. Давайте выпьем на брудершафт!
— Очень оригинальное! — саркастически усмехнулась она, — но я и так уже пьяная, да и к тому же — я не смогу называть Вас на «ты».
— Я понимаю, что я для Вас старик, — делая вид, что обижается, отреагировал он, — но зачем же так явно подчёркивать?
— Нет, нет, Вы меня не так поняли, — горячо возразила она, в порыве хватая его за руку, — у меня и в мыслях этого не было. Какой же Вы старик?! К тому же, по моему глубокому убеждению, мужчина должен быть значительно старше женщины. Терпеть не могу сопляков, особенно нынешних. Тут дело в другом: я ни с кем не умею так быстро переходить на «ты».
— Как же «быстро»? Мы с Вами уже знакомы — раз, два, три... — четвёртый день! И потом, Вы сами предложили тост за то, чтобы сбывались мои желание. А это у меня сейчас самое большое желание.
— Как вы умеете обезоружить! Ну, хорошо, только я боюсь, что всё равно буду сбиваться.
— А я Вас буду за это наказывать.
— Как? Пороть?
— Узнаете!
Выпили на брудершафт, и он, мягко притянув её к себе, приник к её губам. Ах, какие это были вкусные губы! Пухлые, мягкие, сначала несколько напряжённые, но потом они расслабились и, наконец, раскрылись, благословляя встречу языков. Дежурный поцелуй явно затянулся и превращался в совсем другое действо, но ему так не хотелось отрываться от этих восхитительных губ. Впрочем, и она не проявляла никаких признаков неудовольства. Тогда одна его рука обвила её талию, а другая, лежавшая у неё на плече, соскользнула вниз и утвердилась на высокой упругой груди. В то же мгновенье, она выскользнула из его объятий и, не глядя на него, глухим голосом проговорила:
— Кофе остывает!
Но, садясь на стул, она сделала какое-то неловкое движение, и чашка с кофе, опрокинувшись на блюдце, плеснула ей на колени своим содержимым.
— Моё платье! — вскрикнула Катя, увидев, как на подоле расползается большое коричневое пятно
— Да бог с ним с платьем — отстираем! Вы не ошпарились? — бросился Валерий Иванович к её ногам.
— Да нет, кофе уже немного остыл, — успокоила она его.
Но он всё равно поднял подол её платья чуть ли не к талии, осторожно промокнул облитое место салфеткой и стал на него дуть, постепенно склоняясь всё ниже и ниже. Вскоре он уже практически целовал её ляжки, потихоньку подбираясь к их основанию, где на розовых кружевных трусиках он узрел небольшое мокрое пятно.
— Мне нужно в ванную. Можно? — мягко отстранила она его
— Ну, конечно, какой же я болван! Снимай платье, я его сейчас отстираю, вывешу на балконе, и через час оно высохнет.
— Спасибо, я сама. У Вас есть какой-нибудь тазик?
— Тазик-то у меня есть, сейчас принесу, но за «Вас» моё тебе наказание. — И он опять надолго прильнул к её губам. И опять она ответила на поцелуй.
С радостно бьющимся сердцем он принёс ей таз, стиральный порошок, и она удалилась в ванную комнату.
— Повесьте, пожалуйста, платье, — сквозь шум льющейся воды немного погодя раздался её голос.
Войдя в ванную, он увидел платье, лежащее в тазу на стиральной машине и её, стоящую под душем за занавеской.
— Так, значит «повесьте»? — спросил он, решительно отодвигая занавеску.
— Ой! Нет, нет, «повесь», — со смехом взвизгнула она, вновь её задёргивая.
Всего на мгновенье он увидел её обнажённой, но это было как раз то мгновенье, которое очень хотелось остановить! Она была прекрасна — с длинными распущенными волнистыми волосами, высокой, гордо торчащей грудью, небольшим чуть-чуть выдающимся животиком, круто спускающимся к тёмному треугольничку, выпуклой аппетитной попкой...
— Каким полотенцем можно вытереться? — её вопрос вернул его в реальную действительность.
— Сейчас принесу чистое.
— И
