Может, она не знает.»
«Все она знает, — пробурчал Миша, однако искуственно смягченным, даже с нотками сочувствия тоном обратился ко мне: — Послушай. Это неизбежно. Ты не сопротивляешься, а только делаешь себе больно. Давай, чтобы поскорее закончить с этим, постараемся вместе. Я, как видишь, стараюсь. Осталось тебе мне помочь. Дыши глубоко и мерно. Расслабь жопу.»
Если бы он действительно мне сочувствовал, он не стал бы вводить в мой до того девственный задний проход такие гигантские штуки. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения: он явно был настроен довести свою задумку до логического конца. Я задышала глубоко, попыталась расслабить анус. Пробка продолжила путешествие в недра моей розовой попки куда быстрее, хотя этот прогресс не избавил меня от острой боли. У меня занемел рот, а Вова все никак не кончал, сношая меня все энергичнее. По щекам опять покатились слезы. Боль становилась невыносимой. Я уже начала думать, что Вове достанется поделом за себя и Мишу, когда я обезумею настолько, что укушу его хуй. Но вот я почувствовала, что пробка, наконец, вогнана в меня на всю свою монструозную длину, и края ануса блаженно сомкнулись на ее узкой шейке. Главное, что я почувствовала, когда отошла от боли, было ощущение наполненности, как будто я вся превратилась в лунку, в которую загнали подходящий по размеру — ни больше, ни меньше — шар. Я не хотела шевелиться, чтобы не нарушить эту гармонию соответствия форм. Второе, куда меньшее по силе ощущение — немного хотелось в туалет. Еще я заметила то, на что не обратила внимания раньше — гигантская пробка, распиравшая кишку, через тонкую стенку чувствовалась влагалищем. Я осторожно потерла одним бедром о другое и застонала от внезапного удовольствия.
«Ах, сссучка!» — воскликнул, увидев это зрелище, Миша; он вонзил свой затвердевший, будто каменный член в мое влагалище и начал без предисловий трахать меня с немаленькой амплитудой. Его члену было узко из-за пробки, что, видимо, дарило ему неописуемое удовольствие. Его разумность, холодность, насмешливость мигом улетучились, оставив лишь страстное безрассудное животное, долбящее меня так, что я порой еле держалась на своих четвереньках, сотрясаемая, как и он, неистовыми волнами наслаждения, следующими одна за другой. В отличие от Вовы, он кончил быстро; я почувствовала брызги на нижней части спины.
Теперь сзади пристроился Вова. Но решил не делить одну дырку с другом. Он осторожно вынул пробку из попки, уже теперь почти не болевшей, и присунул туда свой член. Теперь дырочка раскрывалась легко и послушно. Такого острого и неистового удовольствия, которое я испытала только что, анальный секс мне не принес. Если и мне было приятно, так только совсем чуть-чуть. Вова же рычал от удовольствия, натягивая себя на мою попу. Некоторое время спустя я почувствовала сперму глубоко внутри себя. Он изливался долго и бурно. Отвлекшись, я не заметила подошедшего, уже одетого Миши, который зачем-то опять закрыл мне глаза и, надавив, насильно вставил в рот шарик. Я-то думала, что меня отпустят... Оба мужчины, казалось, были полностью мною удовлетворены...
Мне резко засадили во влагалище какой-то неизвестный предмет, скорее всего, большой фаллоимитатор (я предполагала, но не была уверена). В еще раскрытый после вовиного члена задний проход мне ввели уже знакомый огурец, затолкнув его на всю длину. Я протестующе замычала. Больно не было, но в любом случае, любой посторонний предмет в анусе, даже член, воспринимался как что-то чужеродное, что нужно было, во избежание дискомфорта, извлечь. Крепкие мужские руки, легко приподняв меня, обвязали бедра веревкой, пропустив ее вдоль промежности так, чтобы она не позволила мне усилием мышц вытолкнуть введенные в меня предметы.
Зачем? Я уже устала, я хотела достать из себя все, снять чулки, помыться, одеться. Обе натруженные дырочки немного