— пошутить попытался. Но очень неуклюже. Бросил исподлобья несколько коротких и пристальных взглядов и нахмурился пуще прежнего. Через минуту я поймал себя на том, что продолжаю пристально смотреть на него. Но было поздно.
— А почему ты мне это говоришь? — неожиданно резко спросил он, и начал ходить по волнорезу, нервно сунув ладони в карманы джинсов. Я увидел, как напряглись мышцы его пресса. Тишина становилась гнетущей. Я не понимал, почему он сердится.
Карие глаза ужалили пристальным взглядом. Он не сердился. Он был в бешенстве.
— Скажи, а почему ты поддержал меня, когда я пришел в дело, начал раскидывать всех с насиженных мест и заводить свои порядки? Почему ты стоишь все эти годы за моим правым плечом и беспрекословно подчиняешься каждому слову? Ты ведь намного сильнее меня! — он повысил голос, — что это за извращенная логика — служить тому, кто заведомо слабее и может в любую минуту сам себя сожрать заживо, не выдержав напряжения? — он ходил из стороны в сторону, пытаясь заглянуть мне в лицо. Я чувствовал, что теряю связь с реальностью, мои мозги никак не хотели принимать этот бред, я не понимал, что он говорит...
— Или ты что — вообразил себя моим самураем, и следуешь своей японской философии?? Неувязочка вышла — я не спасал тебе жизнь!!! — он уже орал на меня, — а может, не в этом дело? Может, ты прекрасно понимаешь, как сильно я от тебя завишу, и тебе нравится быть «серым кардиналом»? Ты искусно дергаешь за ниточки?? Но нет — тебе стало этого мало, и теперь ты строишь из себя гея и говоришь мне, что я похож на принца Наруто, чтобы я полюбил тебя еще сильнее???
Почти физическая боль согнула меня пополам... Не успев еще сообразить, что делаю, я развернулся и ударил его наотмашь по лицу. Он свалился на землю, обескуражено прижимая ладонь к разбитой губе... В этот момент откуда-то сверху, со стороны стоянки, раздался сдавленный девичий вскрик.
— Ты идиот!!! — я захлебывался в словах, — ты не сможешь полюбить меня сильнее!!! Сильнее, чем я люблю тебя!!!
Я опрометью бросился наверх, к машине. Пробегая мимо кафе, я увидел четверых наших друзей — Эрика, Алексея, Кисэра и Катю. Они стояли на парапете и смотрели на берег, в ту сторону, где остался Олег. Сомнений не было — они видели, как я ударил его, и это был Катин вскрик. Вряд ли они могли слышать нашу речь с такого расстояния, но это было слабым утешением. Эрик наверняка поставит в известность всех ребят и потребует справедливого возмездия для меня. Субординация в нашем коллективе соблюдалась неукоснительно, как в волчьей стае. К завтрашнему утреннему сбору Олег должен будет решить мою судьбу.
11 вечера того же дня
Судя по молчавшему весь оставшийся день телефону, я оказался прав — Олег отдал приказ бойкотировать меня до утра, пока он не огласит свое решение. Отупляющая жара скопилась в низких облаках и готовилась низвергнуться на землю классической августовской сочинской грозой. Сколько бы я ни терзался догадками, ясно было одно — пока я не поговорю с ним — не узнаю, как именно он истолковал мои последние слова. Хотя, как их можно было еще истолковать?... Надо ехать. «Здравствуй, друг, я врал тебе последние лет восемь. На самом деле, я тайком в тебя влюблен». Меня передернуло. А буду ли я врать дальше, если он даст мне такую возможность? Если он очень постарается неправильно меня понять? Захочу ли я врать? И сколько еще лет? Сколько еще ночей в эротическом бреду и страхов быть застигнутым за неосторожным взглядом? Сколько еще теннисных матчей и дружеских объятий с ним, победившим, изможденным, податливым, мокрым, одуряющим своим сладковато-терпким запахом, от которого по всему телу — дрожь... И надо бежать в душевую, чтобы, стоя под горячими струями, помочь себе рукой выплеснуть из тела эту оглушающее возбуждение, пока оно не разорвало тебя в клочья
