ничего от этого не изменится... мир, бля, не рухнет! Главное, чтоб никто ничего не пронюхал — никто ни о чём не узнал... вот что, бля, главное в таком деле!
— А кто здесь узнает? Шланг, бля, спит... хуй свой с кровати свесив. А если вдруг Заяц ненароком возникнет-нарисуется, так мы его вмиг раком поставим — отбарабаним в очко по полной программе! Хуля нам, пацанам... — подражая Архипу, Баклан тихо засмеялся.
— А может, Санёчек, Зайца позвать? Может, его, бля, давай натянем — в жопу выебем-покайфуем... а?
После того, что случилось в начале ночи в туалете, предложение это было вполне реальным — вполне осуществимым: позвать сейчас Зайца, велеть ему раздеться либо самим сорвать с него одежду, повалить его, голого, на кровать и — точно так же по очереди... по очереди познать с салабоном Зайцем вкус анального секса — всё это было в пустой казарме, погруженной в ночь, вполне осуществимо... и вместе с тем — предложение это, по ходу разговора спонтанно пришедшее Архипу в голову и тут же без всякой задержки им высказанное-озвученное, было сейчас не совсем уместным, то есть не вписывающимся в ту траекторию, по которой они, уже вкусившие часть удовольствия, были готовы на всех парусах лететь дальше, — они, так естественно распалённые взаимностью, были готовы вкусить и познать ещё неизведанное, и Заяц на этом пути к новым открытиям-рубежам был сейчас явно не нужен: позвать сейчас Зайца автоматически означало бы перевести себя на роль исключительно трахающих, а это, в свою очередь, наполовину суживало и обедняло спектр еще неиспытанного, не попробованного и неизведанного... у Баклана не только гудел распираемый от возбуждения член, но и приятным, щекотливо-ноющим зудом полыхали мышцы сфинктера, так что почти физически хотелось заполучить туда — в самую сердцевину зудящего удовольствия — что-то такое, что разодрало бы, разворошило бы этот сгусток сконцентрированной сладости, — хотелось не только трахать в очко самому, но и быть оттраханным в очко собственное... и что — он, Баклан, смог бы Архипу подставить своё вожделеющее очко в присутствии салабона? Конечно же, нет! А если так, то зачем сейчас нужен был Заяц? Заяц сейчас, окажись он здесь, был бы для них обоих явно лишним — и потому Баклан, стараясь придать своему голосу лёгкую насмешливость, прошептал:
— А ты что — боишься подставить очко своё с а м? Или, может, боишься подставить очко своё м н е — хочешь, чтоб за меня это сделал Заяц?
— Ну, бля, ты скажешь! — приглушенно рассмеялся Архип. — У салабона ещё писюн не вырос, чтобы пробовать старичка в зад!
— Так зачем же тогда звать его? Я тебя сам, бля, трахну — сам попробую... без всякого Зайца в попец натяну! — засмеялся Баклан, стискивая кулаком свой колом вздёрнутый член и одновременно с этим сильно-сильно сжимая мышцы сфинктера... «ох, бля... что сейчас будет — какой будет кайф!» — предвкушающе подумал Баклан, чувствуя, как нестерпимое, огнём полыхающее желание растекается по всему телу.
Архип, разогретый всем предыдущим не меньше Баклана и потому не меньше Баклана желающий заполучить член в своё собственное сладко зудящее очко, не мог не согласиться с правотой Баклана... «в жопу» Архипу, как и Баклану, хотелось попробовать с двух сторон — не только членом, но и собственно жопой, а потому никакие свидетели этого действа были не нужны, — Саня был прав... и Архип, поднимаясь на кровати — становясь на колени, нетерпеливо выдохнул:
— Давай, бля, Санёчек... я тебя первый! Становись...
«Я тебя первый!» — сказал Архип, и... вот ведь странное дело! Баклан — как и Архип — до этой ночи никогда не думал об однополом сексе применительно к себе, никогда такой секс на себя ни спереди, ни сзади не примерял, а потому, с этим сексом столкнувшись, воспринял всё происходящее совершенно
