вырисовывался у Архипа не менее упоительным, чем кайф с любой биксой у Баклана — через четыре дня... «кайф!» — сказал Архип про секс, в ближайшем будущем ожидающий Баклана, и хотя прозвучало это вполне искренне, но вместе с тем прозвучало это как-то пресно... ну, то есть, дежурно.
— Ясное дело, что кайф! — отозвался Баклан... и, глядя Архипу в глаза, он не смог удержать себя от вопроса: — А ты, бля... ты будешь здесь Зайчика трахать — с ним, бля, будешь в очко кайфовать?
Собственно, об этом Архипа можно было бы и не спрашивать... оказавшись невольным свидетелем разборки Архипа с Кохом, младший сержант Бакланов не мог не видеть, что Архип в туалете однозначно защищал салабона Зайца от нападок Коха, и хотя в словах Архипа о том, кто где служил, а кому где служить предстоит, была несомненная логика и правота, тем не менее позиция Архипа по отношению к Зайцу — в контексте всего произошедшего в эту ночь — заставляла думать-предполагать, что защищал Архип салабона Зайца не только из чувства справедливости, — о дальнейших отношениях Архипа и Зайца — с учетом того, что Архип про Зайца никому не собирался в роте рассказывать — Баклан мог бы предположить со стопроцентным попадание в «десяточку» сам... можно было бы и не спрашивать об очевидном, и тем не менее Баклан не удержался — спросил.
— А почему, бля, нет? — отозвался Архип с лёгкостью человека, нисколько не сомневающегося в своей правоте... и, глядя Баклану в глаза, Архип повторил еще раз: — Почему — нет? Если у салабона Зайца время от времени будет возникать желание где-нибудь в укромном, от посторонних глаз скрытом местечке сделать мне, «старичку», что-то приятное, так я в ответ на это его желание что — должен буду его отталкивать, отгонять от себя палкой? С какой, бля, стати?
Архип, глядя на Баклана, тихо засмеялся... в принципе, Баклан через считанные дни из части исчезал — младший сержант Бакланов в ближайшие дни стирался с монитора навсегда, и потому Архип мог сейчас говорить ему всё что угодно; ну, например: он мог бы сейчас сказать, что Зайца он трахать не будет, потому что он, Андрюха Архипов, вовсе не «голубой», чтоб заниматься подобным сексом систематически, — он мог бы убедительно откреститься от будущего кайфа с Зайцем, тем самым выдавая себя за «настоящего пацана», который лишь однажды, то есть сегодня ночью, по приколу попробовал, а дальше — «ни за что!» и «никогда!», «я не педик!» и «нах мне это надо!»... но в том-то и дело, что Архип был не «настоящим парнем», а настоящим парнем — настоящим без всяких кавычек: импульс, пробудившийся-проявившийся у Архипа в эту ночь, был девственно чист: пробудившийся импульс по причине отсутствия времени для томления не претерпел какую-либо мутацию под давлением церковно-блатных представлений об однополом сексе, не взрастился и не взлелеялся этими извращенными представлениями, не превратился под их тлетворным воздействием в «таракана», блокирующего естественные природные позывы, в той или иной мере свойственные каждому нормальному человеку... импульс, пробудившийся у Архипа в тот момент, когда он сжал-стиснул в своём кулаке возбужденный член салабона Зайца, отчасти с этим же Зайцем в туалете апробированный и затем в полную меру раскрывшийся в койке Баклана, не превратился в «таракана-мутанта», шлагбаумом лежащего на пути к кайфу, — пробудившийся импульс у Андрюхи Архипова сразу же реализовался в полноценном сексе, так что совершенно не комплексуя по поводу своего настроя на однополый секс с Димой-Димоном, Архип не увидел никакой нужды скрывать от Баклана то, что было для него вполне очевидно.
Архип не стал скрывать от Баклана своё намерение в ближайшие полгода кайфовать с салабоном, и Баклан, выслушав его откровенный ответ, неожиданно почувствовал в своей душе... сидящий на исходе ночи в канцелярии роты Саня
