манером Витька прикрыл свое хозяйство и остановился.
— Не испугался я. Ты же дерешься. Что, мне еще выпрашивать?
— Просить ведь тоже надо уметь. А ты хочешь сразу все, без труда. Хочу мол, ложись под меня Дарья. Так, что ли?
— Да перепутал я. Думал, наша ты деревенская.
— А я Ваша и есть. Тетки Марьи Воронковой дочка Дарья. Или не помнишь? А я ведь тебя, небось, сразу узнала, хоть и сопливым еще последний раз видела, а сейчас ты вон какой! Мужик настоящий и, на баб уже средь бела дня нападаешь не спросясь.
— Почему это не помню?! — обиделся Витька. — Конечно, помню! Ты, как раз тогда собиралась уехать в город. Чего ж, оттуда вернулась? — с интересом спросил он.
— А, ну его! — отмахнулась Дарья, и насупилась, должно быть, припомнив для себя что-то не очень приятное.
Разговаривая с женщиной, Витька с жадным любопытством разглядывал ее. Как бы не прикрывалась она, он все равно видел красоту и мощь ее сильной, женственной фигуры. Перед ним стояла здоровая деревенская баба. Хоть и повидал он за свою недолгую, но очень насыщенную жизнь, немало обнаженных женщин, тело Дарьи поражало его гармонией форм. Она стояла к нему в половину оборота, и он мог видеть выпуклый и сильный живот, плавный изворот могучих бедер, волнующую полноту крутых, полных ягодиц. Витька так и не смог, поэтому отделаться от постыдного возбуждения, и это не скрылось от ее внимательных серых глаз. Разговаривая с ним, она то и дело бросала короткий взор на его руки, которыми он тщетно пытался заслонить свое бесстыдно торчащее достоинство. Она внезапно опустила руки, и он увидел могучие заросли густых, мохнатых волос на ее толстом лобке.
— Пойдем что ли, а то уж извелся весь, — просто сказала она, и, обойдя его, пошла к берегу, перекатывая на ходу шарами крупных ягодиц. Витьку бросило в жар. И, он послушно поплелся за Дарьей. Она прошла за кусты. Обогнув их, он увидел, что она аккуратно расстилает на траве платье.
— Колко, а я уже отвыкла, весь зад исколешь — пояснила она и легла на подстеленное платье. — Чего замер? Иди ко мне, — позвала она, протягивая к нему руки. Витька упал на колени и, краснея от смущения и вожделения, подполз к ней на коленях.
Витька возлег на нее, как на горячую и упругую перину. Настоящей не надо! Ее упругие полные груди мягко пружинили под ним и Витька, с нежданной нежностью поцеловал Дарью в губы. Она с охотой ответила на его поцелуй. После него, он чувствовал себя так, будто хлестанул одним махом литровый ковш крепчайшей браги.
— Ффф-у-ух! — выдохнул он и хватанул воздуха в легкие. — Умеешь ты целоваться.
— Витя, я хочу ребеночка, — горячо зашептала Дарья, прижимая к его себе. — Мальчика мне надо. Я тебе буду давать, сколь пожелаешь, только сделай мне малыша. А то, старею я, тридцать близится, а все понести никак не могу. Увидела тебя, твой стебель и подумала, может быть, ты мне его сделаешь?
— Погоди, Дашенька не спеши, — зашептал Витька, судорожно двигая в ней членом. Он замолчал, время, от времени издавая приглушенные стоны, и жарко признался ей, с жадностью целуя ее длинный сосок: — «Так бы никогда не слазил с тебя. Какая ты сладкая Дашутка!».
— Так не слазь Витя, хоть целыми днями, — жарко целуя его и, подмахивая бедрами, шептала она, — только сделай мне малыша.
— Обязательно сделаю, — клятвенно заверил он.
Тогда, он и впрямь выполнил свое обещание. Дарья понесла. Со счастливо лучащимися глазами, она поглаживала свой едва заметно круглящийся живот и, ложась с Витькой, просила: — «Ты, Витенька, сейчас осторожнее будь, не повреди мне ребеночка».
Она родила девочку, но была от этого счастлива не меньше и, осталась в деревне, где продолжает жить и сейчас, растя маленькую дочь. Пока Витька не уехал, она продолжала охотно принимать его, надеясь, родить от него
