мгновение он успел охватить всю ее прелестную фигурку с шариками зябко сжавшихся грудок и красивыми бедрами. Витьку обдала горячая волна возбуждения.
— Не смотри.
— Больно надо, — проворчал Витька. — Ты давай, шевелись. А то простынешь еще. Ветерок то прохладный. А ты мокрая.
— Витя, ты не стесняйся, тоже переоденься.
Он сбросил брюки и, оглянувшись на стоящую к нему спиной девушку, быстро снял трусы, начал их выжимать. Она обернулась и, увидев голого Витьку, вскрикнула от неожиданности. Он тоже невольно обернулся на ее вскрик, и Наташа увидела во всей красе его обнаженное тело.
— Черт!
Витька смущенно покраснел и резко отвернулся. Мокрые трусы ни как не хотели налезать на влажное тело, липли к коже. Злясь и чертыхаясь, он кое-как оделся и подошел к стоящей поодаль Наташе.
— Все. Я одет. Можешь повернуться.
Она повернулась к нему.
— Витя, ты один живешь?
— Один. А что?
— Нет. Ничего.
Он понимал, почему она об этом спросила. Сейчас она узнала, что им придется ночевать вдвоем. Как она к этому интересно относится?
Его дом стоял на окраине села. Выходил огородом к реке, поэтому им не пришлось идти по улице. Лишь соседка, половшая в своем огороде, разогнулась над грядкой и, приставив козырьком ладонь, посмотрела на них. Узнав Витьку, она приветливо помахала ему рукой.
— Ну, вот. Сейчас раззвонит. Через пять минут все будут знать, что я вернулся, — недовольно проворчал он. Ему хотелось, чтобы о его приезде, в селе узнали как можно позднее. Он надеялся побыть наедине с Наташей.
— Это плохо?
— Нет, конечно. Не обращай внимания. Я хотел объявиться завтра.
— А сегодня?
— Сегодня у меня в гостях ты.
Она посмотрела на него и смущенно покраснела. Она то и дело вспыхивала с тех пор, как он сказал, что живет один. Видимо ее волновали какие-то мысли. Витька представлял, о чем она думает. Это волновало и его.
Отперев дверь, он вошел в дом и по его ухоженному, жилому виду, понял, что женщины регулярно убирались в нем.
— У Вас чисто. Хорошо, — заметила Наташа, удивленная чистотой.
— Это наши женщины, — пояснил Виктор. — Надеялись, что я вернусь.
— Значит, Вас уважают здесь.
— Кушать хочешь?
— Очень, — призналась она. — Пришлось рано вставать, чтобы успеть на автобус.
— Включи электроплитку, а я схожу к соседке. Попрошу у нее куриных яиц, сала и хлеба. Сжарим яичницу.
Он обернулся за минуту. Анна дала ему большую чашку яиц, кус соленого сала и каравай домодельного хлеба. Намеревалась всучить еще горшок щей, но Витька отказался. Как бы он приволок его? Пока Наташа жарила яичницу, он слазил в погреб и откопал в углу спрятанную бутыль с самогоном. Девушке необходимо согреться.
— Нет! Нет! Я не буду! Это такая гадость! — запротестовала Наташа, когда он налил ей половину кружечки крепчайшего и чистого как слеза самогона.
— Пей. А то насильно волью. Тебе надо изнутри согреться. Не хочу, чтобы ты заболела.
— Витя. Ну, пожалуйста. Не заставляй меня пить. Я не смогу. Меня стошнит.
— Придется.
— Не буду!
Он взял кружку и, подойдя к ней, обхватил рукой за шею, приподняв ее голову. Наташа попыталась запротестовать, но не успела. Витька сунул чашку в ее приоткрытый рот и влил добрую порцию самогона. Она невольно глотнула и закашлялась, вытаращив на него слезящиеся глаза. Наклонившись к ней, Витька жадно прижался к ее розовым открытым губкам, и Наташа захлебнулась от его поцелуя. Несколько раз протестующе дернувшись, она обмякла в его крепких объятиях, и Витька поднял поникшее тело девушки.
Почувствовав крепкий поцелуй парня, Наташа попыталась воспротивиться, но самогон коварно ударил ей в голову. Она мгновенно опьянела, и у нее поплыло в глазах. Благодатное тепло разлилось по
