уже взялся за ручку двери...
... когда не выдержал и заговорил с ней:
— Давно ты с ним спишь? — спросил я тихо.
— Что? — удивлённо спросила Люба, — да как ты смеешь, сопляк? Ты хоть знаешь, что тебе будет за такие слова?
— Я всё видел, — спокойно ответил я, — вчера в перевязочной... Зачем ты отпираешься? Просто мне не понятно, что ты нашла в этом старом козле, вот и всё.
Не дождавшись ответа, я уже сделал шаг, чтобы уйти и открыл дверь...
— Подожди, — сказала она, — зайди сюда и закрой дверь.
Я послушался.
— Садись, — сказала она, — раз уж ты всё видел... Лучше будет, если ты будешь знать всю правду и правильно ко всему относиться. Я не шлюха, как, наверное, тебе показалось, и не страдаю геронтофилией... Просто... — она вдруг надолго замолчала, и я понял, что говорить ей об этом очень тяжело...
— Если не хочешь, не говори, не надо, — предложил я, пересаживаясь к ней на диван, — я не хочу, чтобы ты лишний раз страдала...
Во мне не было никакого злорадства. Не было и презрения. Напротив, когда влюблён, то не желаешь этому человеку никаких страданий, а уж печаль его просто разрывает сердце! Чем больнее любовь, тем она слаще и сильнее — я понял это потом.
— Нет, наверное, надо, — задумчиво возразила Люба, — может легче станет?
И она улыбнулась...
— Может быть... — согласился я и улыбнулся ей в ответ. Для того нам, наверное, и дан юмор, чтобы пережить всё самое плохое и страшное. Даже лёгкая улыбка облегчает боль и переживания, с ней огонь превращается в дым и постепенно растворяется в никуда...
Глаза у Любы блестели, она смотрела куда-то в сторону. Может быть в черное окно, за которым мигали яркие огоньки железной дороги? Голос стал глухой и какой-то отстранённый, будто бы через её тело говорил чревовещатель...
— Я пришла сюда на практику, когда мне ещё было семнадцать лет, сразу после медучилища... Павел Андреевич тогда ещё был просто терапевтом. Я почти сразу заметила его внимание к себе, но не знала, как к этому относиться. Я продолжала работать, но заметила, что он почему-то ставит мне только ночные дежурства, будто других смен нет, и из-за этого мне постоянно приходилось возвращаться домой под утро, а уходить поздно вечером. От этого графика голова шла кругом, но я не жаловалась, просто делала свою работу.
Однажды ночью, когда на этаже никого не было, он подкараулил меня, когда я относила постельное бельё в кладовку. Зашёл за мной следом и закрыл дверь. Я пыталась вырваться, но не пустил меня. Скрутил мне руки, повалил на пол, перевернул лицом вниз и несколько раз изнасиловал. Я тогда была так напугана, что даже побоялась звать на помощь...
Потом он пригласил меня к себе в кабинет и предложил сделку: я буду с ним спать иногда, (не очень часто), а он за это будет мне хорошо доплачивать... Сначала я с негодованием отказалась, стала ему угрожать... Но потом поняла, что предложение не такое уж и плохое, подумала и... согласилась. Поначалу было противно, потом привыкла, стала относиться к своим «постельным обязанностям» как к работе. В другом месте я вряд ли смогла бы заработать больше...
— Так ты спишь с ним за деньги! — вскричал я голосом, полным юношеского максимализма, — а ты знаешь, как это называется?
— Не только с ним, — дрогнувшим голосом отвечала Люба, — иногда попадаются состоятельные пациенты, ценители женской красоты... Я слышала, что после операции лучшее средство — это секс. Вот и лечу их иногда... Доступными мне средствами...
Меня переполняло возмущение, голова шла кругом от этой продажной логики красивой девушки, которая ломала все мои устои. Так не должно быть, не правильно, не естественно! Не в силах сдержать переполнявших ... меня чувств я рассказал ей, что с тех пор, как увидел её, потерял покой и сон, что люблю её больше жизни... Я
