хочешь, чтобы тебя выдрали на конюшне? Или, лучше я сделаю это сам.
Хотя Дуняша вцепилась в юбки, барин вздернул их и увидел ее голые ноги с маленьким треугольником волос, под взволнованно вздымающимся животом.
— Как необыкновенно гармонично сложены женщины, — заметил Николя и похотливо погладил девку по выпуклому хохолку волос.
— У тебя, очень красивые бедра. Бедра Катюши тоже хороши, но твои особенно стройны. И здесь у тебя тоже прекрасно, — он погладил ее по лобку, не выпячиваются складки, как у нее. — Ты еще невинная девушка?
— Да, барич. Я еще не тронутая девушка.
— Ты знаешь, для чего предназначена девка?
— Чтобы выйти замуж, а потом рожать детей.
— Не только, для этого. А для того еще, чтобы дарить мужчине наслаждение.
— Барич, миленький, не трогай меня.
Не слушая девки, Николя забрался на нее. Поняв, что приспел конец ее девичьей поре, особо не противясь она покорно раздвинула под ним стройные ноги. Между ее срамных губок, вонзился член барича. С усилием налегая на нее, он с болью лишил ее целомудрия, а потом прижался животом к трепещущему девичьему животику. Его большой член мерно заскользил в узком влагалище шумно дышащей от наплыва страсти Дуняши. Она не могла сказать, что, действия, которые производил с ней сейчас молодой барин были плохи или неприятны для нее. Ее молодое тело охотно откликалось на интимные ласки юноши.
Будучи по природе, натурой здоровой и пылкой, она вдруг ощутила такое блаженство, что схватив его за ягодицы, вдавила в себя и несколько раз со стоном наслаждения, приподняла конвульсивными толчками крепкие бедра.
Николя был счастлив, что едва успев сделать ее бабой, он быстро привел ее к вершинам блаженства.
— Хорошо ли тебе было со мной?
— Ох, барич, как хорошо мне с тобой! Еще, барич! Еще! Не жалей меня, барич, пори меня сильней.
Положив голову на ее голую упругую грудь, Николя лениво оглаживал ее бедра и ягодицы, наслаждаясь нежной бархатистостью кожи.
— Хорошо ли тебе быть бабой? — Спросил он, крепко поглаживая ее по мокрым вспухшим губам половой щели.
— Ох, сладко барин. А я думала, что лежа ночью под отцом, матушка стонет под ним от боли.
— Ты что подсматривала за ними? — С любопытством осведомился Николя, представляя толстую голую бабу, которая колышась под ерзающим по ней мужиком, громко стонет.
— Как же не подсматривать барин, коли мы всей семьей спим все в одной избе? В ней даже занавески нет.
— И часто они делают это? — С любопытством осведомился он.
— Да, каждый вечер, или ночь, почитай. Чем же им в темноте заниматься, как не деланием детей?
— Видел я, к тебе девка приходила, массивная такая...
— А-а-а, это Вы про мою подружку Полинку, поминаете барин.
— Больно уж поглянулась она мне своим обширным задом. Не взять ли мне ее к себе в прислуги? Как ты полагаешь?
— Вы такое же барич имеете в виду услужение, как я с Вами сейчас делаю? — Спросила, догадываясь о чем речь ведет барин. — Так она не девка уж. Порченая она.
— То есть, она уже не девушка? Кто же это посмел испортить ее?
— Нашелся такой, барин.
— Кто же посмел сотворить это? Говори!
— О, это барин странная история.
— Так расскажи же мне ее! Я ужасно люблю странные истории.
— Полинка любит купаться ночью. Придет на мельничный пруд, разденется и ну плескаться в теплой, настоявшейся за день на солнце воде.
Купаясь вот так, она вышла из пруда и в тот же самый момент, из кустов выскочил мужчина. Его лицо было наглухо закутано бабьим платком, так, говорят, делают конокрады, да тати ночные, чтобы их случайно не опознали. Зажав ей рот, таинственный преступник, повалил ее на траву и лишил невинности.
Рассказывая мне, Полинка сказала, что не смотря на все его
