него обратила внимание (и ему казалось, что это так) одна из самых красивых женщин в гарнизоне. Ранее он что-то слышал про какую-то даму здесь, которая кружила голову почти всем офицерам флотилии, но на Анечку это не было похоже. Петр был недурен собой, и решил, что местная красавица сама по-настоящему увлеклась им.
... Они выпили еще по одной, Анечка встала, взяла его за руку и, молча, повела в спальню.
«Какой же ты хитрец, Серега! Ишь, как заранее обставил ложе любви!» — подумал Петр о флагхиме, глядя, как Анечка разбирает широкую кровать, которую в шутку можно было бы назвать «Аэродромом любви». Здесь тихо тлел нежным светом ночничок на прикроватной тумбочке, на которой, кроме будильника, в изящном кувшинчике стояла большая чайная роза.
Аня вопросительно глянула на мнущегося у кровати Петра. Тот стоял, нервно расстегивая пуговицы на рубашке. Она подошла, отстранила его неуклюжие руки, расстегнула пуговицы, сняла с него рубашку и майку, ловко избавила его от брюк и, оставив в одних трусах, сказала:
— С остальным справишься сам.
Он понятливо кивнул. Она подошла к нему, повернулась спиной и сказала:
— А теперь расстегни эти долбанные застежки. Они почему-то всегда заедают...
Петр с удовольствием выполнил ее просьбу, и ее коротенькое платьице тут же упало к ногам девушки. На ней были только трусики, которые так можно было бы назвать с большой натяжкой. Это были два красного цвета жгутика: горизонтальный и вертикальный. Что сие означало, было только одному богу известно, но это выглядело так красиво, что Петр не мог оторвать своего взгляда от прекрасного тела девушки. Две маленькие груди, темная впадина пупка и эти веревочки были просто обворожительны, если бы только не татуировка на ее копчике, изображающая разъяренного дракона.
— А это, — указала она своим миниатюрным пальчиком на веревочки, — снимешь ты.
Он тут же дрожащими пальцами снял их и положил на рядом стоящий стул поверх висящих на нем брюк.
— Дарю! Возьмешь их себе на память, — сказала Анечка, залезая к нему под одеяло. Она прижалась к нему своим холодным телом.
— Ты всем делаешь такие подарки?
— Тебе первому...
— Точно? Но ты вся дрожишь...
— А ты просто — печка. Как тепло с тобой, — сказала она, поворачиваясь на бок и кладя на него ногу.
— А ты — ледяшка, — ответил Петр, крепко ее целуя.
— Еще бы! Господа офицеры в форме, им не холодно, а бедной фее в ее скромном наряде далеко не жарко, как некоторым. Короче, начинай, иначе я до утра дрожать от холода буду.
Петр не любил, чтобы приказания повторялись дважды. Он тут же навалился на нее, раздвигая коленом ее нежные ножки. — «Какая она миниатюрная, ну просто «Дюймовочка» — думал он, готовясь войти в нее, как ее нежная рука, уже опередив его, схватила его «Петушка» и сама поместила в свое «гнездышко». Петр почувствовал, как это место нежно обволакивает его орган, словно целует его, как она, замерев, изучает то, что в нее вошло.
— Класс! У тебя отличный «Мальчик»! Это то, что мне нужно, — прошептала она и начала медленно, с расстановкой, совершать возвратно-поступательные движения, прося его ничего не делать, не двигаться, а только держать корпус. Она сама помогала себе насаживаться на него,
прижимая его к себе руками, обнимающими его ягодицы. Петр подумал, что в подобной позе некоторые женщины поднимают одну из ног вверх, обеспечивая мужчине более свободный вход, она же делала наоборот. Она сжала, что было сил, свои ноги, зажав окончательно его «Бойца», которому только и оставалось, что со всей силой тереться о мягкие стенки ее волшебного «окопа». Тело у нее было гибким, как у спортсменки, губы — теплыми, мягкими, страстными.
Она ни разу не дала ему свободно вздохнуть, впившись в его губы и работая там во всю языком так, что он засомневался, в каком месте
