У моего коллеги по работе Александра Ивановича была дочь Тамара, женщина тридцати двух лет, тощая, как жердь, с близко и глубоко посаженными черными глазами, тонкими губами и ногами — спичками. Вид у нее был, прямо скажу, не аппетитный, и мне казалось, что кавалеры обходили ее, так как вряд нашлись бы охотники, чтобы польститься на такие «мощи». Но что, несомненно, привлекало в Тамаре, так это ее интеллект. Стоило кому-нибудь только открыть рот о творчестве какого либо писателя, как она тут же подхватывала эту тему, поясняя, что знакома с его произведениями, умудряясь даже цитировать некоторые места из них. Она, несомненно, была начитана, хорошо разбиралась в живописи и музыке, с ней не надоедало подолгу беседовать на любую тему, исключая, интимную. Как-то язык не поворачивался говорить об этом, глядя на ее не привлекательную внешность. Она, видимо, понимала это, и сама старалась обходить темы любви.
Однажды, на пикнике, когда все разделись, подставив голые спины и животы под ласковые лучи весеннего солнца, Тамара продолжала сидеть в своем брючном костюме. В нем она смотрелась этаким худосочным юношей, завистливо поглядывающим на аппетитные формы раздетых дам. Мужчины бросали на нее иронические взгляды, как бы намекая, что в данной компании она выглядит инородным телом. Тамара понимала это, и в ее глазах угадывалась тоска загнанной лошади. Она с надеждой взирала на меня, словно искала поддержки, и тут же получила ее.
— Форма еще не все. Главное — содержание, — поддержал я ее в споре с одним из эрудитов.
Тамара с благодарностью посмотрела на меня и, словно невзначай, положила ладонь на мою руку. Ее ладонь была холодной, но мягкой. Я незаметно высвободил свою ладонь и слегка сжал ее ладошку. Она не отняла ее, потупилась, и по легкому румянцу на ее щеках я понял, что мое прикосновение для нее было неожиданным, но приятным.
«Э-э-э, девонька! Да ты не прочь поиметь мужичка», — подумал я, считая ее до сего момента чуть ли не импотенткой.
Как женщина, она у меня никаких чувств не вызывала, хотя мне были известны некоторые любители «глодать» подобные «кости». Мне нравилось упражняться с ней в словесной дуэли на интеллектуальные темы, демонстрируя свои умственные способности, а здесь, как мне показалось, этим прикосновением она призывала меня проявить себя в сексе. Я просунул палец под ее ладошку и пощекотал ее. Это могло быть расценено, как: «Понял! Согласен!». Тамара густо покраснела и отвела глаза в сторону. Намекнув, таким образом, об обоюдном согласии, нам оставалось договориться о деталях.
Когда наша шумная компания разбрелась кто-куда, а моя жена, тряся своими аппетитными ягодицами, прыгала в кружке, играющих в волейбол, Тамара наклонилась и прошептала: «Завтра вечером у меня дома... «.
— А как же папа?
— Его не будет...
Я почувствовал, как в груди гулко застучало сердце. Никогда не думал, что эта интеллектуалка так быстро и просто откликнется на почти прямой призыв померяться силами в кровати. Обычно женщина ломается, набивая себе цену, а эта попросту ответила «Да!». А с другой стороны, зачем ей ломаться? Цену себе она, наверняка, знает и кривляние вряд ли поднимет ее выше той планки, чем она у нее есть. Женщина, способная к самоанализу, именно так и должна была поступить.
Эти соображения еще больше подогрели мое желание овладеть интеллектуалкой. Хотелось на практике убедиться в том, что у нее необыкновенные способности гнездятся не только в голове, а и между ног. Теперь, глядя на нее, я чувствовал не только восхищение ее умом, но и вожделение к ее худому телу. Никогда раньше мне не приходилось иметь дело со слишком худыми женщинами. Мне почему-то казалось, что секс с ними не интересен. Видимо срабатывал рефлекс на полноту по принципу: «Возьмешь в руки — маешь вещь!». Теперь надо было как-то улизнуть из дома на ночь. И тут, к счастью, помог
