ревет? Снова что ли мокрый?
Послышался дружный смех.
— Не хочет писать в свой горшок, — пояснила Наташе Юля, — Медсестра его уже минут пять уговаривает.
— Подумаешь, пять минут, — усмехнулась Света, — Моего маленького племянника иногда по полчаса приходилось уговаривать. Мальчиков знаете как трудно приучать к горшку.
— Ага, я тоже слышала, что мальчики поздно начинают ходить на горшок, — согласилась Анжелла.
— Некоторые даже в семь лет с горшком не дружат, — подчеркнуто нейтральным тоном сказала Алёна и все девчонки дружно расхохотались.
— Ему похоже мочить штанишки больше нравится, — заметила Света, вызвав новый взрыв хохота.
— Девочки, между прочим, абсолютно правы, — сказала мне медсестра, — В самом деле, сколько мне еще уговаривать тебя, как малыша?
— Малышей по-другому уговаривают, — со смехом сказала Света и начала издевательски сюсюкать, — Пись-пись-пись. Давай, заинька, не надо терпеть. Снимай трусишки и писай в горшочек. Ты же не хочешь утром проснуться в мокрой постели.
Слушающие Свету девчонки начали тихонько хихикать.
— Тихо! — сердито шикнула на них медсестра, — Если такие умные, сами его до утра и уговаривайте. Кстати могли ради приличия притвориться, что спите. А ну-ка быстренько отвернулись! И чтоб ни единого звука!
Подождав, когда девчонки отвернутся, Оля насильно спустила мне трусы до щиколоток. Я быстро прикрыл ладошками пах, не зная, куда деться от смущения.
— Давай, наполняй свой горшок! — приказала медсестра.
Я продолжал стоять перед горшком, тихонько всхлипывая от обиды. Оля уговаривала меня сходить на горшок еще пару минут, но так ничего и не добилась.
— Ничего, мы найдем способ бороться с твоим упрямством, — сказала она мне грозным тоном перед тем, как выйти из палаты.
Я облегченно вздохнул и, быстро натянув трусы, юркнул под одеяло.
Утром, раздав всем градусники, Оля снова проверила мою постель.
— Сухой, — усмехнулась медсестра, — Но все равно надо было ночью сходить на горшок.
Поворчав пару минут, что медсестер в больнице нужно слушаться, Оля от меня отстала. И горшок, к счастью, она мне больше не подсовывала.
После завтрака Олю сменила другая медсестра. Та, похоже, о моем горшке вообще ничего не знала. А вот девчонки в палате, наоборот, постоянно мне о нем напоминали. Они вообще мне в тот день проходу не давали: обзывали малышом, издевательски сюсюкали, даже соску где-то раздобыли.
Кое-как отбившись от попыток засунуть мне в рот пустышку, я уселся у открытого ... окна, еле сдерживаясь, чтоб не зареветь от обиды. Минут пятнадцать девчонки меня не трогали, но судя по их хитрым лицам и подозрительному шушуканью было ясно, что они затеяли что-то гнусное.
Предчуствие меня не обмануло. Началось все с очередной попытки усадить меня на горшок. Разумеется, пятиминутные уговоры снять штаны и сходить на горшок ни к чему не привели. Я подумал, что девчонки оставят меня в покое, но они со смехом повалили меня на ближайшую свободную кровать и принялись прямо в одежде пеленать в несколько простынь. Я отчаянно сопротивлялся и даже попытался позвать на помощь взрослых, но тут же получил в рот соску.
— Смотрите, какой ляля, — умилительно улыбнулась Света, закончив меня пеленать.
Я попытался выплюнуть соску, но Света не дала мне этого сделать. Единственное, что мне оставалось — это реветь от своего бессилиля. Но самое ужасное, мне уже давно сильно хотелось писать. Я вообще после завтрака бегал в туалет каждые 10—15 минут. «Наверное дали мочегонное» — с обидой подумал я, вспомнив несколько таблеток, которые медсестра заставила меня выпить после еды.
Пытаясь бороться с быстро усиливающимся позывои, я понял, что я не смогу долго терпеть и сделал новую попытку выплюнуть соску, чтобы
