за девушку. Знаю это не любовь, но что-то близко-родственное навязывается. Она хорошая девчонка, о дна из лучших в университете. Чего же мне ещё надо? И всё-таки честность, которая не даёт выгоды никому, а только печали, или ложь, которую хотят обе стороны? Ой, не знаю... Жизнь опять усложнилась.
VI
Возвращаюсь из универа. Какой чудесный день! Прекрасный солнечный весенний день! Я люблю этот мир. Тут из библиотеки выходит Ира и, завидев меня, подбегает.
— Давай погуляем. У меня окно на полтора часа, — говорит она тихо.
— Давай. Что новенького в этой жизни?
— Всё прекрасно. Сегодня сдам ещё один зачёт. А у тебя?
— А у меня... Да вроде тоже хорошо. Знаешь, есть люди, мои знакомые, о которых ты ничего никогда не узнаешь.
— У тебя есть тайны от меня?
— Конечно же, есть. И, слава Богу, ты о них никогда не узнаешь.
— Давай у нас не будет тайн.
Смех возобладал мной.
— Я приму любую твою тайну, и буду хранить как свою.
Ира говорит со мной, а я отнекиваюсь. И не могу решиться: говорить или нет. Просто-таки шекспировская проблема. Легко на душе. Она по наивности своей хочет чистых открытых отношений. Она ещё не знает, что иногда (да почти всегда) лучше не знать чужих тайн. Но ведь тайна манит и не отпускает, особенно, когда я не могу сказать окончательно «нет».
Так играясь словами, мы оказались на пляже, на безлюдном песчаном пляже. Солнце светило на фоне задушевного голубого неба. Цвет этого неба лучший в мире. Эх, какая красота мира, а я на фоне всего этого неуверенностью создаю диссонанс с миром.
— Ты точно хочешь знать одну тайну? Она может свести тебя с ума. Даже не знаю, как ты отреагируешь.
— Чего там может быть такого? У тебя есть дети?
Усаживаю на камень. Делаю глубокие вдохи.
— Ну! И что же?
Тяжело признаться своей девушке. Может не говорить? Свести к шутке. Нет. Рано или поздно мне придётся это сказать родственникам. Опять эксперимент? Когда же жизнь станет беззаботно простой?!
— Ира... Пообещай, что совершенно никак не будешь реагировать на то, что я скажу.
— Хорошо. — Она усмехнулась. Для неё это игра. На долго ли?
— И не будешь делать скоропалительных выводов.
— Хорошо. Давай уже.
— Ира... — тяжело и глубоко дышу, как я волнуюсь. — Я гей.
— Что?...
— Как бы это объяснить.
Чувствую, она уже не воспринимает многого. Её понять можно — шокирована. Глубоко шокирована. Я переживаю всю её муку. Куда я ввязался? Зачем? Она плачет. Чем помочь? Молчание.
— Ты испортил мне всю жизнь. — Хочет уйти, но я не могу отпустить её в таком состоянии. Я гей, на не ничтожество. — Зачем ты позволил себя полюбить. Боже, что я скажу? Какой позор! Какой позор! — Я удивляюсь, в чём для неё позор полюбить парня? — Я опозорена. Что добился своего. Поигрался с девочкой. Что я скажу?
— Ничего говорить не надо, — кажется, слова мои не воспринимаются.
Пытаюсь обнять её, утешить. Отталкивает меня:
— Уходи, я тебя отпускаю. Куда хочешь!
— Я не уйду и тебя не брошу здесь. Успокойся.
Я хочу рассказать ей, что хоть и гей я, но ещё живой, и для неё мало что потеряно. Геи тоже могут выполнять функции мужа. И вообще она мало знает о нас. Я готов наобещать её всё, что угодно, лишь бы она успокоилась. Ведь она не безразлична мне.
— Успокойся. Ты мне не безразлична.
Шок не проходит, даже не смягчается. Эти девчонки эмоциональны до самой плоти своей. Сколько мук и страданий и ей и мне.
Этот шок продолжается так долго и пафосно, что начинаю сомневаться в его искренности. Ира то хоронит меня, то проклинает.
— Мне тоже тяжело и больно.
— Тебе? Ведь ты смеёшься надо мной, играешься со мной. Я тебе не верю.
Да, секса с ней не будет, это точно. Не знаю, как делу помочь. Словно мальчишка растерянный. Еле-еле
